— Он не любит меня! — рыдала она в подушку. — Ты понимаешь?

— По... бульк... нима... бульк... ю, — отвечала подушка, — наволочку... бульк... замени...[96]

— Довольно! — сказала мисс Сьюзан, утопив в слезах годовой запас подушек. — Этому надо положить конец! Или начало! Ну хоть что-нибудь нужно положить!

Смутно представляя, что собирается делать, мисс Сью ринулась в кабинет ректора.

— Югорус! — закричала она. — Это невозможно! Вы, Югорус... Харл, вы?

За столом ректора восседал Харлей.

— Заменяю, — пояснил он, — а что делать? Вы были так встревожены, что мы не хотели вас тревожить. Дело в том...

Психоаналитик запнулся. Он не был уверен, что МакКанарейкл знает об освобождении профессора Мордевольта. Он подозревал, что между Сьюзан и Уинстоном существуют какие-то отношения. Он сомневался, что МакКанарейкл спокойно отнесется к известию о том, что освобожденный Мордевольт не счел нужным показаться ей на глаза.

«А вдруг это усугубит депрессию? — с тревогой подумал профессор. — Или, того хуже, усилит защитную агрессию?»

Словом, Харлей представлял собой клубок из неуверенности, подозрений, сомнений и тревоги — готовый клиент для психоаналитика[97].

— Вы чем-то обеспокоены? — попытался он встать на накатанную дорожку терапевтического сеанса. — Вы хотите поговорить...

— Об Уинстоне, разумеется! Я все поняла, и теперь ему не поздоровится! Он не похищен!

— Э-э-э... В общем, да, сейчас он действительно не... но перед этим он был...

— И не был никогда! У него есть другая!

— Другая? — профессор поерзал на стуле. — Насколько мне известно, у него и первой-то нет...

— У него есть я! То есть была. То есть могла бы быть, если бы он не стал ломать комедию с похищением!

— Но... мисс Сьюзан... Мордевольта действительно похитили...

— Не смейте его выгораживать! Вы все заодно.

— Честное слово! Клянусь свидетельством об окончании преподавательских курсов: террористы действительно выкрали Уинстона, но теперь...

— Не нужно клятв! Просто скажите — это правда?