Несмотря на то, что мужика повесили, умереть он пока не умер. Горло посинело, взгляд отсутствующий, рот полуоткрыт, оттуда доносится сдавленный хрип. Но жизнь в этом теле все еще присутствует – и сознание тоже.

Других испытуемых в этом просторном зале нет. Зато есть четверо монахов-доминиканцев – стоят по углам, головы опустили, руки сложили перед лицом, тихо бормочут молитвы. На каждой стене по распятию. В воздухе клубится благовонный дым. С потолка свисают гроздья вербы. Похоже, все это служит для блокировки колдовских способностей.

– Он не унимался, – тихо произнес брат Франц, обращаясь к Торквемаде. – Нам пришлось пережать ему горло, чтобы он не мог произносить заклинаний.

– А попроще способа не нашлось? – не удержался я. – Кляпа, например…

– Червец может колдовать и без слов, – сухо ответил монах. – Петля служит двум целям. Она не дает произносить заклинания и в то же время принуждает чернокнижника тратить все силы на поддержание в теле жизни.

– А почему кандалы такие ржавые? Получше найти не могли?

– Эти цепи и кандалы только сегодня утром сошли с наковальни. Червец – чрезвычайно сильный чернокнижник. Мы меняли кандалы уже дважды – и очень скоро их придется менять в третий раз. Железо вредно колдовству – и колдовство стремится разрушить этот барьер.

– Ведьмы и колдуны… – процедил Торквемада, качая головой. – От этой братии нельзя дождаться ничего доброго. Я всегда стоял на том, что их следует истребить поголовно. Прислушавшись к моим советам, предыдущий папа пытался искоренить всех чародеев… но даже у него так и не вышло довести дело до конца. Что же касается папы нынешнего, то он держится иной точки зрения, относясь к этой братии снисходительно…

– А вы этого не одобряете, падре? – спросил я.

– Умолкни, тварь. Папа – наместник Господа на земле. Он непогрешим. Всякое слово его и дело его – истинно и верно по определению. Человек не вправе одобрять или не одобрять решения и деяния папы, как не вправе одобрять или не одобрять решения и деяния Бога. Задача человека – внимать и благоговеть.

Я неопределенно дернул руками, ничего не отвечая. Спорная, конечно, точка зрения, но если я вздумаю возражать, великий инквизитор тут же взбесится. А здесь, в этой жуткой камере пыток, с ним лучше не ссориться. Вон как колдуна скрутили – а ведь это один из сильнейших!

– Говори, тварь, был ли сей грешник в городе Хаароге одновременно с вами или незадолго до вас? – произнес Торквемада, пряча ладони в рукавах. – Говори правду, не утаивай ничего.

Я обошел вокруг висящего в петле чернокнижника. У того чуть повернулись глаза в орбитах. Смотрит в упор на меня. И, кажется, прекрасно понимает, что я собой представляю. Зрачки – словно булавочные головки. Такое впечатление, что видят прямо сквозь рясу.