– Согласен, Глеб Арнольдович, цветы все равно к утру завяли бы, то есть превратились в отходы природы. Но как же в день рождения без вина?

– А это дело поправимое, – похлопал его по плечу именинник. – Будут тебе и цветы, и вино. Да какие! Цветы – глаз не отведешь, вино – язык проглотишь! – Не вставая с места, он открыл вторую дверь шкафа, из множества разнокалиберных бутылочек извлек одну, из-под полки достал горшочек с землей и поставил на стол. – Так как твои цветы назывались?

– По-моему, ромашки. Я купил их в подземном переходе.

– Вот это обыкновенный полевой плодородный грунт, – старик немного разрыхлил пальцем землю. – А это – семена ромашки, – открыв бутылочку, он высыпал себе на ладонь несколько семян, затем посеял их. – Как ты думаешь, сколько времени потребуется, чтобы ромашки выросли и расцвели?

– Наверное, месяца два-три…

– Вот-вот… А я этот процесс ускорю в несколько тысяч раз.

Глеб Арнольдович открыл одну колбу, полил грунт жидкостью – и не прошло и минуты, как в горшочке появилось несколько зеленых росточков.

– А ч-чем это вы полили? – у Васи отвисла челюсть в буквальном смысле этого слова.

– Так называемая живая вода, – ответил Гринко, сосредоточенно подливая понемножку снова. – Это чрезвычайно сложная смесь, благодаря которой в организме ромашки происходит цепная реакция… образно говоря, атомный взрыв роста. Так что никакого чуда нет.

Минуты через две на столе уже стояли пышные ромашки. Глеб Арнольдович открыл вторую колбу и полил цветы и грунт.

– А это, наверное, мертвая вода? – попробовал пошутить ошеломленный Вася.

– Ты угадал. Я приостановил процесс развития и старения. Законсервировал ромашки.

– Зачем?

– Если бы я этого не сделал, цветы через минуту завяли бы. В природе этот процесс закономерен и необратим.

– Значит, ваши ромашки уже неживые?

– В сущности, да. Но ты чувствовал, как нам легко дышалось, когда он росли?

Вася дотронулся до лепестков, которые до этого усиленно выделяли кислород, и окончательно поверил, что все это наяву.

– Ну хорошо, Глеб Арнольдович, ромашки у нас уже есть. А вино?

– Вино, Вася, это отрава!

Кукушкин рассмеялся. Гринко почему-то всегда нравился его смех: искренний, заразительный и немножко плутовской.