Катерина Снежинская САМЫЙ ЛУЧШИЙ ДЕМОН. КОСТЁР ЧУЖИХ ЖЕЛАНИЙ

Катерина Снежинская

САМЫЙ ЛУЧШИЙ ДЕМОН. КОСТЁР ЧУЖИХ ЖЕЛАНИЙ

Дети мои, пламя в сердце вашем — это огонь, обогревающий не едино только душу вашу. Если костёр стремлений горяч и силен, он обогреет возле себя всякого, кто встретится на Пути. И от того станет ещё жарче.

Но опасайтесь жара сего. Ибо он способен породить пламя не только в вас, но и вовне. А в пожаре гибель для всех едина — и для праведника, и для грешника. От всякого лишь пепел да прах, ветром развеянный, будет.

Глава первая

Глава первая

Ученье — свет, а не ученье — приятный полумрак.

Только в последнюю минуту Арха сообразила, что кроме новеньких, ещё тонко пахнущих мокрой бумагой, блокнотов ей просто необходимы отдельные чистые листы. Зачем они могут пригодиться, да ещё и в первый день учёбы, вопрос отдельный. Нужны и все.

Одна беда — папка с листами в сумку, и без того напоминающую пузо перекормленного кота, лезть отказывалась. Но ведунья с упрямством, достойным гораздо более полезного применения, настаивала. Девушка, закусив от усердия губу, поднажала, чувствуя, как вещи поддаются. И так необходимая сейчас щель между анатомическим атласом и теми самыми блокнотами становится шире.

— Ну, давай же! — попыталась убедить папку ведунья, сдув с носа упавшую прядь. — Совсем чуть-чуть…

Действительно, понадобилось немного. Но не для того чтобы запихнуть листы. А для того чтобы в недрах сумки что-то издало негромкий, но крайне неприличный звук. И пальцам Архи вдруг стало мокро.

Девушка медленно, не веря в подлость случившегося, вытянула руку наружу. И горестно вздохнула, рассматривая собственную, перепачканную чернилами, ладонь. Причины для вздохов имелись крайне веские. Руку теперь придётся отмывать. И, конечно, до конца она так и не отмоется. Чернила были дорогими, из тех, что продают по серебряному полуимпериалу за бутылку. И под ногтями останется чернота, от которой избавиться невозможно. Придётся обстригать ногти до мяса. И подушечки пальцев ещё неделю будут болезненными и чувствительными.

— Арха! Долго тебя ждать? Опоздаем!

— Иду! — проорала ведунья в ответ, сунув ладонь под кран и оттирая кожу жёсткой мочалкой.

Напор воды оказался слишком сильным и, неловко повернувшись, лекарка окатила себе весь подол.

— Тьма! — выругалась она, чувствуя, как слезы горячо и горько давят на глаза изнутри.

— Арха!

— Да иду я!

Девушка оттянула подол в сторону, держа испачканную руку на излёте. Мокрое, расползающееся как клякса пятно, никуда исчезать не собиралось. А времени на переодевание уже не оставалось совершено. Но и идти в таком виде было невозможно.