Я достаточно стар и помню, как здесь, в Бобровой Заводи, где никогда ничего не происходит, кое-что все же произошло. И, можешь мне поверить, со временем любые происшествия утрачивают свою остроту, а болтать о них становится лень даже самому неутомимому сплетнику. Призываю тебя дождаться того времени, когда уродство твоего сына станет для всех таким же привычным явлением, как восход солнца.

Храни спокойствие и воспитывай сына в трудолюбии и скромности, чтобы он стал таким же достойным гражданином Бобровой Заводи, как ты. И еще – не забудь принести свои искренние извинения Иеремии Вертопраху. Теперь же ступай, молодой Джебедая Полулунок, да пребудет с тобой мудрость».

Когда Агриппа Звездоврат закончил говорить, по рядам собравших горожан пронесся возмущенный ропот: «из ума выжил», «беззаконие», «старый дурак», «нет оправдания», «он поплатится» – доносилось шипение из разных углов зала суда. Но только Иеремия Вертопрах с перебинтованной головой и горящими глазами встал со скамьи и во всеуслышание отчетливо произнес: «Я законопослушный гражданин и уважаю решение старейшин. Но если старейшины не могут защитить меня, я сделаю это сам. Берегись, Полулунок, и отпрыску своему вели беречься. Отмщение придет – не от меня, так от детей моих». Джебедая же, помня давнюю мудрость Заводи «от бобра добра не ищут» и следуя совету главы старейшин, извинился перед Вертопрахом за разрушенный стакан, после чего поспешил покинуть собрание.

Вернувшись после суда домой, Джебедая крепко обнял жену, впервые погладил по голове прильнувшего к ее груди сына и сказал: – «То, что находится внутри голов наших соседей, Мойра, в тысячу раз уродливее того, что растет на голове Халфмуна. Его жизнь в Бобровой Заводи едва ли будет простой, но это не должно помешать ему стать хорошим человеком».

Шло время, и, как предсказывал Агриппа Звездоврат, повседневные дела и заботы жителей городка постепенно стирали из их памяти события, последовавшие за рождением Халфмуна. Джебедая, как и большинство местных мужчин, продолжал работать на бобровой ферме, дававшей пропитание всем горожанам, а Мойра все так же шила одежду из бобровых шкур для всех от мала до велика. В кабаке «Два зуба», как и десятки лет назад, люди собирались, чтобы промочить горло можжевеловой настойкой и обменяться байками об успехах на рыбалке, якобы виденных кем-то диких бобрах в два человеческих роста и другой ерунде. Старейшины тоже занимались привычными мирными делами – говорили прощальные слова у гроба, если вдруг приходил чей-то срок отправиться на тот свет, и поздравляли молодых, если кому-то случалось жениться. Единственным исключением стала свадьба Иеремии Вертопраха и косоглазой Марьяны Небосклон, на которую не были приглашены не только старейшины, но и вообще никто из жителей Бобровой Заводи.