– Понимаешь, – продолжала она, – я осталась сиротой в восемь лет. Моих родителей отправили на электрический стул за убийство бабушки и дедушки, поэтому они уже не смогли платить квартплату. Я осталась на попечении суда, и они назначили моим опекуном одного бродягу, который часто бил меня, если я не могла набрать в мусорных баках достаточно еды для нас двоих. Однако проблемы с головой у меня начались позже.

– Ради Бога, – произнес я, – в чем же тогда твоя проблема?

– Гиперактивность. Понимаешь, я обожаю спорт и всегда принимаю участие в соревнованиях. Я записывалась во все школьные кружки и однажды даже выиграла соревнования по скейтбордингу. Школьный психиатр обратил на это внимание и встревожился. Он мгновенно поставил мне диагноз. Гиперактивность. И сказал, что я должна много заниматься сексом, чтобы успокоиться. Он сказал, что я не могу продолжать учебу в школе, пока не пройду курс лечения. И он сам начал проводить первый курс лечения. Он показал мне, как это делается, и я так и сделала.

– Подожди минутку, – сказал я. – Это же минет. Это преследуется законом.

– Нет, ты не понимаешь. Мой опекун – он помер от пьянства три года назад, а нового мне так и не назначили – показал на суде, что после такого лечения я так уставала, что не могла рыться в мусоре. Я присутствовала при этом. Суд объяснил, что психиатры и психологи – профессионалы и обычные законы их не касаются: они могут даже убивать людей, и им за это ничего не будет, потому что они работают на суды и правительство и, как и те, стоят выше закона. С теми, кого отдали им на попечение, они могут делать, что хотят. Даже убить их. Я была ужасно удивлена, когда мой опекун обратился в суд, потому что в школе нас учили, что психиатры и психологи почти святые. Теперь-то я знаю, что все они – куча лошадиного (…).

– Эй, послушай, – сказал я. – Ты слишком молода, чтобы судить о таких вещах!

– Вовсе нет! Щипли все правильно говорит. Все они – свиньи – шовинисты. Они все время врут!

– О чем ты говоришь? – спросил я с оттенком превосходства. У меня вся кровь закипела при мысли о том, что этот подросток-переросток рассуждает тут о самых священных для меня предметах, и то, что она разбирается в марихуане, совсем не имеет значения. – Они носители истины! Ты не понимаешь: они имеют дело с наукой! Они никогда не лгут.

– Черта с два! – перебила меня Крошка. – Вот послушай. Мой психиатр, который вернул меня к школьному психологу, чтобы продолжить курс лечения, все время повторял мне одно и то же: не глотай, не глотай, а то, мол, забеременеешь. Но иногда я просто не могла удержаться. А потом школьный психолог говорил мне то же самое, но я не могла не глотать. И ведь не забеременела.