— Я тебе противна, да? — прошептала Нелли. — Противна?
— Усы, значит, были, — сказала Люся, и откинула упавшую на лицо прядь. — А помнишь, может, у тебя зам был по оргработе? Андрон Павлов? Еще Гнидой называли?
— Помню, — удивленно сказала Нелли.
— За пивом тебе ходил еще? А потом ты ему персональное дело повесила с наглядной агитацией? Когда на агитстенде Ленина в перчатках нарисовали и Дзержинского без тени?
— А ты откуда… Гнида? Ты?!
— И кличку эту ты мне придумала — за что? За то что я в рот тебе смотрел, протоколы собраний переписывал каждый вечер до одиннадцати? Господи, да все по-другому могло бы… Ты знаешь, о чем я второй год мечтаю? Чтоб прокатить мимо твоего райкома на пятисотом «мерседесе», в крутом навороте — и чтоб Цырук, ты то есть, шел там со своими татарскими усиками и портфелем с протоколами собраний — чтоб, значит, просто посмотреть на него с заднего сиденья, в глаза, и взгляд так дальше, на стену… Не заметить. Понимаешь?
— Андрон, да ведь это не я… Это ведь в партбюро Шерстеневич сказал, что зам по оргработе отвечает… Ведь какой скандал — старейший в районе член партии с ума сошел, хер старый, когда твой стенд увидел. Сходил за кефиром… Нет, Андрон, правда, — ты, что ли?
Люся вытерла простыней губы.
— У тебя водка есть?
— Спирт есть, — сказала Нелли, вставая с кровати, — я сейчас.
Прикрываясь скомканной простыней, она убежала на кухню, оттуда донесся лязг посуды; что-то стеклянное упало и разбилось. Люся прокашлялась и длинно сплюнула на ковер, а потом еще раз тщательно вытерла губы о простыню.
Через минуту Нелли вернулась с двумя наполовину наполненными гранеными стаканами.
— Держи… Райкомовские… Не знаю даже, как к тебе обращаться…
— А как раньше — Гнида, — сказала Люся, и на ее глазах блеснули слезы.
— Да забудь ты. А то как баба прямо… Давай. За встречу. Выпили.
— Ты кого-нибудь из наших видишь? — спросила после паузы Нелли.
— Да нет. Так, слухи доходят. Вот Васю Прокудина из интерсектора помнишь?
— Помню.
— Третий год за шведом замужем.
— Ты что… Он что, тоже операцию сделал?