Я вздрагиваю и строевым шагом марширую к по-прежнему сидящему остроухому. Мужчина подносит к моей груди звезду и вдруг замирает, пристально и долго вглядываясь в мои глаза. А я что? Я смотрю в его – раскосые, зелененькие такие. У моего Дэна тоже зеленые, но не такие. У белобрысого ректора они, как молодая зелень – неестественно яркие, а у Дениски – больше болотные, земные, обычные. Но разве в этом дело? Дело не в цвете глаз, а в человеке и в твоем к нему отношении.

– Поздравляю Вас, кадет Верник! – произносит эльф бархатным голосом и смотрит на мою реакцию. А реакции-то нет, нету реакции! Кон-чи-лась! Поэтому улыбаюсь ему вежливо так, не отводя глаз, и улыбка становится все шире при виде опешившего эльфа, с которого от неожиданности слетела вся аура власти и высокомерия.

– Служу Отечеству! – рявкаю я и мужчина вздрагивает, приходя а себя.

– Вернитесь в строй, кадет, – уже спокойно произносит он, а я разворачиваюсь и марширую, но чувствую, как спину сверлит изучающий взгляд сказочного пережитка.

– Жоффрей Селедкин, выйти из строя для получения нагрудного знака ВЗА! – в четвертый раз оглашает уже последнюю кандидатуру эльф, а длинный, жилистый и слегка сутулый молодой мужчина из Академии Межнациональных Отношений марширует в его сторону. Не знаю по каким критериям этого нескладного юношу зачислили в нашу четверку, но общий язык мы с ним найти все же смогли. История его необычного имени оказалась весьма банальна. Мама в молодости посмотрела фильм, описывающий просто невозможно душещипательную, огромную любовь и так прониклась, что назвала старшего сына именем главного героя, а что до фамилии, то фамилию, ее, как Родину – не выбирают, правда потом можно сменить, но тут уже от принципов и совести человека зависит. Сначала мы пробовали называть его Жофриком, но выходило как-то ругательно и он стал для нас просто Жоркой. У Жорки вечно все валилось из рук, опрокидывались окружающие предметы, он даже маршировал неуверенно, робко, что ли так маршировал, но при этом всегда и на все имел свое мнение и отстаивал свою точку зрения, как лев, как очень худой робкий, но все же лев и в большинстве случаев – оказывался прав, потому что интуиция его подводила крайне редко, практически никогда. А еще Жорик заикался, слегка, не часто и в самых неожиданных словах. Это было настолько забавно, а с комментариями Стаса становилось просто чрезвычайно уморительно. И хотя мы сами внутри четверки частенько подтрунивали друг над другом, но другим никого из своих в обиду не давали. Особенно Жорика! Как самого чувствительного и эмоционального их нас.