Светлый фон

Норберт нервно пробормотал себе под нос:

— Панталоны с кружевными оборочками, панталоны с кружевными оборочками!..

— Как ты узнал? — спросил Роджер, заливаясь пунцовым румянцем. — В общем, прежде чем я что-то понял, дверца захлопнулась и доктор Блинч повернул ключ и переправил меня на Хихикающую Поляну прямо в проклятом гардеробе, мерзавец, чтобы демоны высосали его голубые глаза!

Джо вздрогнул.

— Но разве нельзя было просто произнести какое-нибудь заклинание? — спросил он.

— У меня не хватило времени, — признался Роджер Морщинистый. — Все произошло мгновенно. — Он вздохнул. — И с тех пор я сижу под замком вместе с остальными волшебниками.

— Скажи, господин мой, — спросил Рэндальф, — а к чему будет пристроена эта кроличья голова? — И он мотнул головой в сторону деревяннной конструкции.

— К остальной части кролика, разумеется! — ответил Роджер Морщинистый.

Рэндальф нахмурился.

— Я хотел сказать, ДЛЯ ЧЕГО она?

— Она представляет собой часть последнего дьявольского плана доктора Блинча, — сказал Роджер Морщинистый. — К сожалению, больше о своих планах он мне ничего не сообщил. Он ведь совершенно безумен, знаете ли.

 

 

А эльфы вокруг них весело занимались своим делом, насвистывая за работой. Они рубили и выравнивали, завинчивали шурупы и вбивали гвозди, подгоняя отдельные части деревянной конструкции, которые, пройдя сквозь множество умелых рук, уже другими эльфами на противоположном конце поляны соединялись с другими частями гигантского «кролика».

Поляна все больше расширялась, и на опушке ее нервно шептались деревья.

— Я буду следующей, я просто знаю, что это так! — говорила со слезами в голосе плакучая ива.

— Мужайся, Люсинда, — как мог поддерживал иву ее сосед граб. — Если нам суждено погибнуть, то даже это нужно делать с достоинством!

— О, какая боль! — послышался крик дуба, основание которого весело атаковали эльфы, вооружившись целым арсеналом топоров. — Прощай, жестокий мир!

— Ах, они принялись за Освальда! — разрыдалась ива. — Подумать только! Если этот толстяк не поспешит и хоть что-нибудь не предпримет…

— Этот толстяк? — фыркнул презрительно граб. — Да он никогда не спешит! Да и зачем ему?