— Малыш, ты конечно сильный, но тебе явно не хватает опыта и воображения. Это приходит только со временем… А его у тебя очень мало.

Ромка только упрямо выпятил челюсть и зарядил в гадину чем-то помощнее. И сам отскочил от прилетевшего в ответ темного сгустка.

Я могла только напряженно глазами водить и внутренне подпрыгивать то от страха, то от азарта, когда магенку удавалось почти влепить противной харе. Жаль, что только почти…

А потом они как-то странно замерли, и мне показалось, что между противниками возникло… что-то. Они то ли невидимый канат перетягивали, то ли незримую стенку толкали друг на друга. И морда у сколопендры стала такая злая, что я, несмотря на страх, успела Ромкой возгордиться.

Ненадолго… Гадина вдруг выхватила словно из-за спины еще какой-то клубок темных дымящих нитей и резко бросила противнику в лицо.

Я едва не заорала, а Тай зарычал вслух.

Ромка упал на каменный пол, как срубленное деревце, прямой и негнущийся, и, судя по звуку, ударился головой. А я даже зажмуриться не смогла!

— Поиграли, и хватит, мне пора наказывать своего принца, а вам… Вам пора умереть. И в этот раз окончательно, потому что о вашей смерти позабочусь я сама.

Тут сколопендра подошла к Тайю, элегантно так придерживая подол длинного, до пола, белого платья. Она прошла мимо меня, слегка толкнув рукой, и я, точно как Ромка, грохнулась на пол, в той же позе, что и стояла — негнущейся колодой. Белый подол мазнул по лицу…

— Повиси, дорогой, полюбуйся на смерть своих друзей. А то как-то нечестно — они тебя оплакивали, а ты их — нет… — чтобы видеть гадину и, главное, Тайя, пришлось так скосить глаза, как я никогда и не думала, что смогу. По щеке его гладит, с-с-сука! А потом руку вытирает платочком и эдак небрежно стряхивает его в нашу сторону:

— А потом я вернусь, приберу тут… что останется. И мы продолжим развлекаться.

Белый подол снова мазнул по лицу, где-то на грани зрения паучиха взмахнула лапами и стала подниматься в воздух, медленно и плавно, а рядом с ней воспарило бессильно обвисшее тело ворона.

— Счастливого полета, детки! Последнего! — это она сверху еще ядом плюнула и исчезла… а пол подо мной дрогнул и начал…

Мама-кошка! Сначала это спрессованное стеклянное крошево стало прозрачным, и, снова скосив глаза, я разглядела пустоту под ним, только далеко-далеко внизу скалил зубы шипастый каменный гребень, и бурный поток бил пенными лапами по острым скалам. Стеклянное крошево пола пошло беззвучными трещинами, и в пустоту полетели первые осколки.

Ненавижу ужастики… опять это ощущение кошмарного сна, когда кругом все рушится и падает в пропасть, а ты не можешь даже шевельнуться.