Многие знания — многие печали. Если сие выражение действует буквально, то, по идее, я до конца дней должен носить грустную физиономию. По крайней мере в Юпалтыне. Потому как слишком много знал. Сокровенного и подноготного. Но еще не всё. И дабы увеличить собственную печаль, решил побеседовать с приемным папашей Пали.

Копадрюк привел Каласада в наш номер, а сам, по моему знаку, удалился.

Ничего так мужик. На вид около сорока или чуть больше. Высокий, сухощавый. Шевелюра, подернутая сединой. И лицо открытое, одухотворенное. У нас такие типажи в кино играют благородных дворян или честных ментов.

— Ну, здравствуй, Каласад. Проходи, садись.

— Здравствуй. — Барон сел напротив. — Если не ошибаюсь, то это тебе я и мои слуги обязаны освобождением?

Я молча кивнул.

— В таком случае, клянусь до конца дней служить тебе. И готов выполнить любое приказание, если только оно не противоречит нашим обычаям и традициям. — Секундная пауза, во время которой с его физиономии слетела вся торжественность, затем вопрос, прозвучавший почти жалобно. — А что с Палей? Она жива?

— Жива, жива. Не волнуйся. Правда пока в неволе, но это поправимо. А насчет отслужить, так это мне не потребно. Да и толку от тебя сейчас никакого. Одна головная боль. Ты ж официально числишься в беглых преступниках. Ищейки Кирдеца тебя повсюду ищут.

— Тогда зачем я здесь? Ты же очень рискуешь. Если застанут нас вместе, казнят обоих. По законам королевства пособники преступников караются очень жестоко.

— Не боись, не застанут. Да и недавно меня уже казнили, так что я у них там в жмуриках числюсь. А сюда тебя привели, потому что мне потребно с тобой поговорить. О Пале. Только без брехни.

— Дворяне никогда не врут! — Вспыхнул Каласад. — По крайней мере дворяне Традичайного княжества!

— Как же, наслышан. Тогда скажи мне, честный и правдивый, кто на самом деле Паля? То что она не принцесса, я уверен. На все сто процентов.

— Дочь она моя. — Сникшим голосом признался барон.

— Я это знаю. Ее младенцем подкинули, и ты удочерил.

— Ты не понял. Она мне родная дочь.

Вот ведь поворот! Хрень какая-то получается.

— Действительно, не понял. На фига было удочерять родное дитя?

— Потому что родила ее мне простая служанка из простолюдинок. По нашим обычаям такой ребенок не может стать наследником. Разбавленная благородная кровь перестает быть благородной. Я не хотел для своей дочери участи простолюдинки.

— Совсем ничего не понял! Это что ж получается, объявить полукровку наследницей нельзя, а неизвестного подкидыша можно? Так в нем вообще может не быть и капельки благородной крови. Может, его бомжи подкинули.