По идее, если бы не он, то скорей всего я никогда бы не встретился с Палей, не гулял бы по параллельному миру, короче, ничего бы не было. Стоп! Так можно додуматься и до таких мыслей, что благодаря Гитлеру я вообще на свет появился. Ведь, кабы не война, дед с бабушкой могли бы и не встретиться. Вернее, точно не встретились бы…

Так что я предпочел мысль, что Бзылдюк каким-то боком повинен в том, что мне пришлось голым задом светиться во всяких разных местах. Ведь на любое событие можно смотреть под разными углами…

Не без труда я отыскал комнатушку новоявленного министра. Бзылдюк уже улегся, но не спал, ворочался, бормотал что-то невнятное.

— Так, говоришь, призраков не бывает? — Без всяких преамбул вкрадчиво поинтересовался я.

— Ой, ай! Кто здесь?!

— Ужас, летящий на крыльях ночи. — Как они мне надоели все со своими дурацкими вопросами.

Бзылдюк усиленно завертел головой в поисках говорящего. Я решил облегчить ему задачу, высунул из-под плаща-невидимки голову и дружески подмигнул. Конечно, он испугался. Висящая в воздухе башка без туловища кого угодно доведет до паники, не смотря на доброжелательное и миролюбивое выражение лица на этой башке.

Колдунишка впал в ступор. Глазенки остекленели, рот приоткрылся, давая дорогу струйке слюней, весело побежавшей по подбородку. Говорить он, как и полагается в подобных состояниях, временно разучился. Воцарилась тишина. Почти мертвая. Только доносились некие звуки, о происхождении которых не хотелось даже догадываться. Это его организм по-своему реагировал на испуг. Благо, что под одеялом.

Я дождался, когда взгляд Бзылдюка стал более осмысленным, и начал допрос:

— Говори, почему предал принцессу?

— К-кол-лдун. Т-тот самый. Т-так…, это…, — заикаясь, начал Бзылдюк, видимо дар речи возвращался постепенно, — как п-полагается. Долг каждого юпалтынца докладывать о любых происках против короля.

Учитывая местный менталитет, вроде как логично, но не совсем.

— А разве Пальпулькидра что-нибудь замышляла?

— А вдруг?

Тоже не поспоришь, здесь и за меньшие прегрешения, чем объявить себя законной наследницей, отправляли прямиком в пасть Глоталки или Жевалки, в зависимости от статуса обвиняемого.

— А почему же ты тогда ждал несколько лет, а не сразу бросился сообщать кому следует?

Уличенный в преступлении Бзылдюк, захныкал:

— А потому что меня никто не любил! Ни Валакала, ни Лайва, ни Паля, когда подросла! Даже кухарка и служанки только хихикали надо мной, и никакой взаимности!

Еще одна низменная жертва высоких чувств. Оказывается, виновата неразделенная любовь. Это он пусть мозги пудрит тому, кого в зеркале увидит. С офигенным натягом еще можно было поверить, скажи он, что всю жизнь безответно любил кого-то одну (и то не повод для подлого предательства), а тут перечислил весь женский контингент баронства. Обыкновенный похотливый козел.