Это, конечно, никак не означало, что Антошин собирался переть на рожон. Его тактика по-прежнему состояла в том, чтобы отрицать все, что не могли доказать представители обвинения.

Он твердо решил разыгрывать, из себя на суде рядового рабочего, работающего над своим самообразованием и не связанного, ни с одним подпольным кружком, ни с одним революционером. Но, пусть это и было не совсем последовательно, на свое последнее слово он возлагал совсем другие задачи.

Четыре дня подряд, с утреннего подъема и до вечерней проверки, Антошин до полного изнеможения шагал взад и вперед по своей одиночке, продумывая, оттачивая, дополняя и запоминая свою речь на последнем заседании своего будущего процесса. Пять шагов вперед по диагонали, в обход параши и табуретки, и пять шагов назад, пять вперед и пять назад…

Его стала мучить бессонница. Он просыпался вскоре после полуночи и до рассвета ворочался на койке с боку на бок, со спины на живот, садился, свесив ноги на холодный пол, стараясь довести себя до состояния усталости, уставал, ложился, но вскоре снова просыпался, и все начиналоеь сначала.

На пятые сутки Антошин, придя в полнейшее отчаяние, слез во втором часу ночи с койки и стал, в темноте, то и дело натыкаясь то на столик, то на табуретку, то на парашу, бродить взад и вперед пр отвратительно гулкой камере…

Открылся глазок - тусклый светло-оранжевый четырехугольничек.

- Чего топаешь? Спать!

Это был голос надзирателя Внучкина, доброго.

- Не спится, - сказал Антошин.

- А это никого не касается. Tы ложись и спи.

По голосу Внучкина было видно, что, ему очень скучно.

- Ты на суде когда-нибудь бывал? - спросил его Антошин, переходя на доверительный щепот. - Не, - прошептал в ответ Внучкин. - В суды - это конвойная служба, а наше, дело - при тюрьме… Ты спи!… Я кому говорю!. Ты моментально ляжь и спи!…

- А можешь ты себе, господин надзиратель, представить будто ты, судья или, скажем прокурор? - продолжал Антошин, не обращая внимания на приказания Внучкина.

- Тише, черт! - свирепо прошелестел тот в глазок. - Не, не могу… Образование не позволяет… Рылом не вышел…

- У тебя свободное время найдется, минут десять?

- Спать ложись! - отвечал надзиратель с неуверенной строгостью. - Что мне, старшому докладать, что ли?

- Не доложишь, - сказал Антошин. - Не такой ты человек, чтобы докладывать.

Внучкин тяжко вздохнул, сокрушаясь, видимо, по поводу своего мягкого характера.

Он постоял молча, снова вздохнул, не закрывая глазка, ушел в самый конец коридора, вернулся назад и еле слышно продышал в глазок:

- Ну, есть у меня, скажем, время…