— Может, и чакры тоже мы придумали? — подначил рисковый юноша.

— И чакры тоже! — буркнул кудесник, то ли не уловив ехидцы в голосе воспитанника, то ли не пожелав уловить. — Слышал такое слово — отчекрыжить? Ну вот… Энергетическое тело человека делится — то бишь чекрыжится — на семь частей. Каждая такая часть называется чакрой…

— Ага… А мантры, значит, — матерны… А ругны?

Опечалился колдун, закряхтел.

— Эх, судьба-судьбинушка… — проговорил он с тоской. — Придумаем паровоз — тут же скрадут и за границей внедрят. Придумаем велосипед — то же самое… А ругны у нас немчура слямзила. Все ругнические письмена до последней буквицы… Воряги, — пояснил он, словно бы извиняясь. — Что с них спросишь!

И, как всегда, Глеб Портнягин не успел осознать мгновения, после которого разговор с наставником пошёл всерьёз.

— Погоди, — растерянно сказал он. — Это что ж получается? Мат, что ли, вправду заклинание? Не шутишь? — Поставил веник в угол и, сев напротив учителя, пытливо вгляделся в его загадочные желтоватые глаза. — Тогда у нас, куда ни плюнь, одни колдуны…

Мудро прищурясь, старый чародей сморщил губы в улыбке.

— А скажешь, нет? — кротко вопросил он. — Народ как говорит? «Не заругавшись, и двери в клеть не отомкнёшь…» А почему не отомкнёшь? Да потому что как запирал, так и отпирай. А иначе ничего не выйдет… Или наш дом возьми. Поставлен кое-как, сто лет назад, давно развалиться должен, а вот стоит же! В чём причина? То-то и оно… С матом строен, с матом латан — матом держится… И если бы только дом, Глебушка! Что, по-твоему, тысячу лет наш народ сплачивало? Вот одни говорят: вера… Но ведь веры-то — менялись. До Владимира язычество было, потом — православие, а при советской власти — и вовсе безбожие… Другие говорят: язык… Так за тысячу с лишним лет и язык успел смениться. Был древнерусский, стал просто русский… А народ всё тот же…

— Неужели мат? — тихо спросил Глеб.

Колдун помолчал, потом утвердительно смежил веки:

— Он, Глебушка, он… То самое лыко, что всех нас вместе вяжет. Империя Российская только им и держалась. Как басурман первый раз сматерится — считай, что он уже не басурман. Считай, что русский…

Глеб встал, ослабил воротник рубашки, подошёл к окну. За мутными стёклами пушил снежок и темнела стена из красного кирпича, сплошь покрытая ругническими письменами.

— Нет, не понимаю, — глухо сказал Глеб. — Как это мат — сплачивает? Наоборот! Я — обругал, ты — обиделся… Разве нет?

— Э-э, Глебушка… — пропел за спиной вкрадчивый голос колдуна. — Не всё так просто… Вот, допустим, решил ты обложить ментовку. Так, мол, я и так твою внутренних дел министерства мать! А теперь подумай: что ты такое сказал? Ты ж, по сути, признал своё родство с министерством внутренних дел… Или вот тебе исторический пример. Белая гвардия! Могла ведь сидеть в Крыму хоть по сей день. Перекоп же! Нет, вздумалось барону Врангелю от великого ума издать приказ: запрещаю, мол, под страхом трибунала господам офицерам ругаться в Бога, Царя, трон… ну и так далее… И сразу конец пришёл Белому Делу. Красным-то никто в Бебеля-Гегеля крыть не запрещал… А почему, думаешь, народ интеллигенцию не любит? Вот именно поэтому. Отрезанный ломоть…