— Хелоу, — вдруг послышалось откуда-то слева. Вроде бы, не эхо.

Иностранец заозирался, вознёс хвалу небесам и, хохоча, снова принялся звать:

— Help! Oh, thank God, I’m saved! I’m here! Hello!

— Хелоу, хелоу, — повторило не-эхо, отдаляясь.

— Please, don’t go! I’m coming…

Задыхаясь и спотыкаясь, турист побежал на звук. Фотоаппарат бил его по рыхлому пузу, кеды скользили по корягам, но смотреть под ноги было некогда: кажется, где-то впереди он заметил человеческий силуэт.

— Hello! Hey! Please, wait! I’m tired, I can’t run so fast!

Что-то мелькало за деревьями, близко, но не разглядишь. Пузан увлёкся погоней и пал жертвой очередной коряги. На этот раз он полетел кубарем, и летел сравнительно долго и до ужаса больно, а потом плюхнулся в густую жижу.

Интурист никогда не мог подумать, что так глупо погибнет в этой далёкой и дикой стране. В первую секунду он боялся за фотоаппарат. В первые минуты он боялся пиявок. Потом он просто бултыхался, глотал бурую воду и вспоминал все известные молитвы. Не помогло.

* * *

— Ноги! — строго сказала Авдотья, не оборачиваясь встретить мужа. Как она узнала?

Леший, будто нашкодивший школьник, принялся терзать половик у входа в берложку. Ноги у Пафнутия были большие и волосатые, прямо как у низкорослых чудиков, которых, дымя трубкой, придумал какой-то заморский грамотей. Откуда Пафнутий прослышал про этих чудиков? Если б вы знали, сколько леса попортила молодёжь, играя в них и ещё других, ушастых, то не задавали бы глупых вопросов.

— Опять с водяным в карты резался? — лешачиха так и не обернулась, но выражение спины у неё было очень сердитое.

— Почему сразу с водяным?

— Тиной пахнешь, грязи сколько нанёс и морда довольная. Ну? Где был?

Авдотья постучала ложкой-мешалкой по краю котла. Пафнутий вспомнил, что он с обеда не обедавши и заурчал животом.

— Где был, где был. Туриста топил.

Авдотья разом подобрела. Даже дала себя приобнять за мягкие бочка.

— Туриста?

— Ага. И не простого, а иностранного. А ты сразу с водяным, сразу резался!..