— Оклемался, — сказал Жихарь. — Только во время разговора пальцы врастопыр держит, — и показал, как именно держит нынче пальцы Демон Костяные Уши.

Выпили и за отмороженного. Водяник навалился на людскую стряпню — после зимней спячки все равно чем брюхо набивать.

— Может, пару утушек изловить да зажарить? — предложил Мутило, видя, сколь быстро изводится закуска.

— Не вздумай! — нахмурился рыжий князь. — Они сейчас гнезда вьют, я всякую охоту на это время запретил…

— Это ты своим запретил, — сказал Мутило. — А щуке попробуй запрети! Она такой визг подымет! У меня, гляди, вон какой рубец остался!

— Не боятся они тебя, — подковырнул Жихарь. — А ведь Гремучий Вир на моей земле — стало быть, и законы мои…

— Под водой живут не законом, но обычаем, — заметил водяник. — Ладно, это все пустословие, давай про родословие. Всякий князь, известное дело, свой род к богам возводит. Вот и про тебя века через два–три сочинят, что, мол, Перуну внучек, Яриле сыночек…

— Уже сочиняют, — нахмурился Жихарь. — Дескать, дочка мельника из–за меня здесь утопилась, а сам мельник одичал с тоски и превратился в ворона здешних мест…

Мутило хлестко всплеснул перепончатыми лапами:

— Ну люди! Ну ума у них! Откуда же на озере взяться мельнице с мельником! Это же не запруда! Однако терпи, раз героем стал. Еще и не такое про себя услышишь… Если доживешь до беззубых лет… Высоко залетел, надо быть скромнее. Вот мне по молодости, помнится, предлагали одно озерко — далеко–далеко на восходе. Там не озеро, а целое пресное море, по нему в бурю и волны морские ходят. Так я отказался.

— А чего так?

— Волны, говорю, ходят в бурю человек знает какие и рыбацкие лодки переворачивают в холодающую воду. Утопленников полно. А я здесь и с одним-то замучился каждый день ему заделье придумывать, чтобы глаза мне не мозолил. Там же таких целая ватага. Ну, мой-то старательный, скоро будет на чин водяного испытание держать, найдут и ему водоем…

— Постой, постой! Так водяники, выходит… Вон как! Чего же про тебя говорили, что ты полукровка, ведьмин сын?

— Люди говорили, — уточнил Мутило. — Люди. Вы вечно все переврете… Сам ведь такой же… Брехло, хоть и князь… Не может у водяника с человеческой бабой, даже и с ведьмой, быть потомства.

— Это верно, — согласился Жихарь и потряс бутылью, словно от этой тряски зелена вина могло прибавиться. — Все мы врем и подвираем, а правду только вино и способно выгнать на свет. Ведь и меня не ведьма поедучая в печку пихала, а простая старушка. Квелый да чахлый был я во младенчестве, вот она меня из разбойничьей избы забрала и к себе принесла лечить, а я по глупости на весь лес орал: «Кот и Дрозд, спасите меня!» Бабка меня обмазала тестом и сунула на лопате в печь — чтобы, значит, дошел до полной силы… После этого полагается дитя еще поганым корытом накрыть, а потом из–под корыта достать, будто бы заново народившегося. Но тут прибежали Кот с Дроздом, видят такое дело, собрались бабку зарезать по обвинению в людоедстве, да она того не дожидалась: в окошко сиганула, как молодая. А потом сочинили и про ведьму, и про мои малолетние подвиги…