— Теперь вытаскивай, Кьюлаэра. Твой меч готов.

Кьюлаэра вытащил меч и в изумлении уставился на лезвие. Он как будто мерцал, по всей его длине тянулась прожилка. Края сияли, острые, как сколок горного стекла, хоть меч был только что с наковальни и его еще не точили. Подул ветер, и меч будто завибрировал. Он чуть ли не пел на низкой ноте, Кьюлаэра чувствовал его голос каждой своей косточкой, но почти не ощущал никакого веса в руке.

— Он прекрасен, — прошептал он. — Это чудо!

— Он пробьет любые доспехи, хоть железные, хоть бронзовые, — гордо проговорил Миротворец. — Он обрубит любой меч, кроме выкованных самим Аграпаксом, из какой бы стали он ни был сработан, а из-за того, что ты взялся за него во время закалки, он примет лишь твою руку или руку твоего кровного друга; из любой другой руки он вывернется, поэтому никакой враг не сможет направить его против тебя.

Наконец Кьюлаэра обернулся и посмотрел на кузнеца.

— Как же я смогу отблагодарить тебя за это, Миротворец?

— Взяв его с собой в дело, которое тебе поручено, — ответил мудрец. — На колени, Кьюлаэра!

Воин не спросил почему, он просто встал перед учителем на колени и склонил голову.

Миротворец взял у Кьюлаэры меч, положил лезвие ему на плечо и запел торжественную песню. Потом переложил меч на другое плечо и, наконец, приложил к груди воина, положив сверху его руки.

— Призываю тебя, Звездный Меч Коротровир, — говорил он, — вступать в дело, лишь если есть достойная причина. Собери, о Повелитель Всех Мечей, воедино все добродетели, что спрятаны внутри этого человека, усиль и приумножь их, чтобы стал он Повелителем Всех Людей!

И тогда меч воссиял, а Кьюлаэра от ужаса чуть не закричал, но продолжал плотно прижимать лезвие к груди. Облако зеленого цвета окутало меч, потом оно уменьшилось и утонуло в его груди. Он стоял на коленях, не сводя с меча глаз, ни в силах вымолвить ни слова, потом задрожал, ибо неведомые силы зашевелились в нем, и вместе с ними задрожало все его тело. Сила поднялась по его телу и проникла в мозг. Кьюлаэра ощутил головокружение; между ним и окружающим миром как будто появилась горячая дымка, которая постепенно растаяла, глубоко проникая в него; он снова узрел мир ясно и еще более ясно увидел себя, увидел все свои недостатки и достоинства в истинном свете, без самодовольства и самоуничижения, почувствовал, как накапливается в нем железная решимость никогда впредь не позволять себе слабостей и не давать воли своим недостаткам. Он увидел, как находить равновесие между добродетелью и пороком, бороться с изъянами, дать себе полностью раскрыться...