— Да, если я могу — способен ли простой мужчина удовлетвориться, имея подле себя женщину, столь желанную?

Он говорил чистую правду, ибо из улинок Рахани была самой роскошной женщиной — даже тогда, когда таких, как она, женщин было столько же, сколько их теперь среди людей, а худшая из улинок, по человеческим меркам, — королева красоты. А если она чувствовала потребность в партнере-человеке — что не было необходимостью, но лишь желанием, — то Огерн, конечно, был именно тем, кого бы выбрала королева. Высокий и широкоплечий, с могучими мышцами и столь правильными чертами лица, что его можно было даже назвать прекрасным, с волосами цвета черного янтаря и золотом кожи, с большими глазами и чувственными губами — он был всем, что женщина могла назвать желанием, вот только был стыдлив, но с Рахани становился полной противоположностью, совершенно раскрепощенным.

— Ну остановись! — Она снова сжала руку, но поздно — под его ласками затрепетала ее грудь, задрожало тело. — Нет, любовь моя! Мне необходимо поговорить с тобой о серьезных вещах, а я не могу, ты снова будишь во мне желание!

— Что может быть серьезнее любви?

— Жизнь и смерть!

Не отпуская его руки, Рахани подняла голову, посмотрела ему прямо в глаза сначала строго, а после умоляюще.

— Смерть? — улыбнулся Огерн. — Так я перестал тебе нравиться?

— Никогда. — Она смягчилась, рука ее на его запястье разжалась и поднялась, чтобы убрать волосы, упавшие ему на лоб. — Ты никогда не утомишь меня, Огерн.

— Ты обещала, что, как только я начну надоедать тебе, сразу же скажешь об этом!

— Лишь потому, что ты просил меня о том, поскольку я-то знаю, что мне никогда не наскучит твое общество. Не раньше, чем тебе наскучит мое.

— Но ты богиня, ты бесконечно разная! Стоит мне только начать привыкать к тебе, я открываю что-то новое, какую-нибудь такую сторону твоего существа, о существовании которой я до того и не подозревал, и заново влюбляюсь!

— И ты не понимаешь, что о тебе можно сказать то же самое? — Взяв его за подбородок, Рахани держала его голову так, что он не мог отвести глаза в сторону — как будто ему этого могло захотеться!

— Моя душа никогда не могла стать равной в этом твоей, — возразил Огерн.

— Но теперь она ближе ко мне, ибо под моим руководством ты постоянно растешь и меняешься, оставаясь в то же время все тем же славным, милым парнем, которого я выбрала, чтобы помочь Ломаллину в уничтожении Улагана, и послужить, таким образом, и мне. — Она наклонилась, чтобы еще раз поцеловать его. — Нет, я никогда не устану от тебя, Огерн, ведь в тебе неисчерпаемая глубина, пусть даже выявляю ее я.