— И кто же станет присматривать за надсмотрщиками? — встревоженно спросил я.

— Нет, не так, — вмешался Фриссон. — Кто будет управлять правительством?

— Будьте благоразумны! — воскликнул король и поднял руку с вытянутым указательным пальцем. — Если речь идет о людях, почему их совестью не может стать какой-то другой человек? Ведь мы же не о «совести» как таковой говорим, а о мудрости сохранения души!

— И разумеем под этим некое конечное добро, даже если оно означает чью-то временную или окончательную потерю? — Я сдвинул брови. — Интересное понятие. Но ведь даже у отдельного человека сознание должно вмещать понятия о боли, о несчастьях, ожидающих заблудших.

— Вот и привейте им эти понятия! Изобретите какое-нибудь средство наказания заблудших чиновников и изобличения их злокозненных планов!

— Ну, это, — осклабился Гремлин, — мне по плечу.

Король-Паук устремил на уродца взгляд из-под нахмуренных бровей.

— Не сомневаюсь. Но сумеешь ли ты сдержаться и прекратить наказание в том случае, когда чиновник исправится?

Я не смог сдержать удивления:

— Вы знакомы?

А король изумленно спросил у меня:

— А как ты думаешь, откуда он взялся, чародей?

— Мы же оба из-за пределов вселенных, — пояснил Гремлин, — и путешествуем из одной в другую, когда надо или когда хотим.

Тут я задумался о том, какие могут быть на свете ангелы и как они могут маскироваться.

— Вы это о чем? — требовательно спросил Жильбер. — Чем станет заниматься это чудовище?

— А чем захочу, — отозвался Гремлин. — К примеру, пишет чиновник распоряжение о лишении кого-то права выкупа закладной, так? А я сделаю так, что бумага потеряется. Допустим, шериф выносит кому-то приговор. А я так все в этом приговоре перековеркаю, что повесить надо будет бейлифа. Или, скажем, канцлер кому-то награду не выдает, зажулил. Или хочет за решетку засадить кого-то, кто если в чем и виноват, так только в том, что других от опасности спасал? А то, может, и сам король решит изловить и четвертовать кого-нибудь, кто ему сопротивляется, или захочет сослать святого на необитаемый остров только за то, что тот пытался утешить души бедняков? Да я в лепешку расшибусь!

— Ага, каков бы ни был гусь, — пробормотал Фриссон. — Любому жару он задаст...

Я спохватился и прикрыл рот бродяги ладонью.

— Молчи, парень! Еще бы чуть-чуть, и получились стихи!

— Пусть себе рифмует, тут он беды не наделает, — успокоил меня Король-Паук. — Здесь не действуют законы ни одной вселенной.