— Тогда, когда было захвачено столько земель и людей, что сенату стало невмоготу ждать тягостного обмена посланиями с провинциями для принятия государственных решений, — ответил папа, нахмурившись. — Это произошло тогда, когда решения понадобилось принимать быстрее, чем в ходе дебатов. А вы об этом не знаете?
— У нас не было доступа к книгам.
— Печально! — Папа покачал головой. — Знайте же, что первым, кто сумел примирить между собой три власти и проводить такую политику, какая бы всех удовлетворила, был Юлий Цезарь. Его политика либо действительно всех удовлетворяла, либо он заставлял верить в то, что она всех удовлетворяет.
— Смотрите-ка, и здесь поспел! — воскликнул Савл. — И здесь и политик, и полководец!
— Или просто хороший политик, — уточнил Мэт.
— Кроме того, он неплохо разбирался в торговле, — сообщил папа. — И его правила торговли действовали в империи до самых последних дней.
— А вот это что-то новенькое, — признал Савл. — А преторианская гвардия действительно обладала такой властью?
— Как-как? — переспросил папа. — Гвардия? Кто это такие?
— Телохранители Цезаря, — объяснил Мэт. — На самом-то деле по-настоящему организовал их Август после того, что случилось с его дядей.
— А что такое случилось с его дядей?
Мэт вытаращил глаза и осторожно произнес:
— Насколько я слышал, Цезаря убили.
— Убили? Ни в коем случае! Он умер в своей постели. Он состарился, но сохранил ясность ума, и его все почитали!
Мэт выпучил глаза, а Савл пробормотал:
— И ты, Брут!
— Брут? — Папа глянул на Савла. — Ах да, Брут... Брут убедил латинов признать Августа законным наследником, и Август оказался таким же искусным дипломатом, как его дядя. На что бы ему понадобились телохранители? Его любил народ, его любили патриции! Ходили, правда, байки про то, что кто-то пытался его ударить на улице — какие-то безумцы, но толпа им и близко не дала подойти! Весь город был его телохранителем!
Савл обернулся к Мэту:
— Может, объяснишь?
— Внеси изменения в фундамент, и изменится надстройка, — ответил Мэт. — Подробности обговорим позднее. — И Мэт повернулся к папе. — Стало быть, это сенат избирал императора, вплоть до последних дней империи?
— Именно так. Цезарей было много, и всегда было из кого выбрать.