— Рогоносец, а теперь еще и убийца, — пробормотал Ферингал и подошел ближе к окну. — Проклятье мне из-за тебя, Меральда! — закричал он. Держа кричащего ребенка на вытянутых руках, он поднес малышку к проему, но потом взглянул на нее и прижал к себе, обливаясь слезами. — Будь я проклят! — воскликнул он, тяжело дыша.
Внезапно в комнату ворвалась леди Присцилла, с шумом захлопнув дверь и закрыв ее на задвижку. Быстро сообразив, что происходит, она подбежала к брату и пронзительно закричала:
— Дай ее мне!
Лорд Ферингал загородил девочку плечом.
— Дай ее мне! — снова взвизгнула Присцилла, пытаясь выхватить младенца из рук брата.
* * *
Вульфгар бросился за ней, перескакивая через три ступеньки винтовой лестницы. Он выскочил в длинный коридор, увешанный богатыми гобеленами, и здесь наткнулся на еще одного стражника. Варвар выбил меч у него из рук, схватил его за горло и приподнял в воздух.
Морик проскочил мимо, перебегая от двери к двери и прислушиваясь, а потом резко замер у одной из них.
— Они там, — объявил он, но, нажав на ручку, обнаружил, что дверь заперта.
— Ключ, — потребовал Вульфгар у стражника.
Парень вцепился руками в железную лапу варвара.
— Ключа нет, — едва выдохнул он.
Вульфгар уже вознамерился придушить его, но Морик вмешался.
— Не волнуйся, я открою. — И он потянулся к поясу, где, как всякий уважающий себя вор, носил набор отмычек.
— Не волнуйся, у меня есть ключ! — крикнул ему варвар.
Глянув на него, Морик увидел, что Вульфгар несется к нему, а несчастный стражник беспомощно болтается у него под мышкой. Быстро сообразив, что имеется в виду, Морик убрался с дороги, и Вульфгар швырнул беднягу стражника в деревянную дверь. — Вот мой ключ, — пояснил варвар.
— Хороший бросок, — оценил Морик.
— Я много тренировался, — ответил варвар и ворвался в комнату.
Меральда сидела на краю кровати и всхлипывала, лорд Ферингал с младенцем в руках и Присцилла стояли у открытого окна, причем он потянулся к проему, как будто хотел выбросить дитя из окна. Все в недоумении обернулись к Вульфгару, но когда вслед за ним появился Морик, на лицах всех отразилось еще большее изумление.