— Да уж, это точно.

— Расскажешь?

Держа в ладонях маленькую сову, Изабо рассказала Мегэн обо всем, что делала и чему научилась. С Мегэн не было никакой нужды смягчать или приукрашивать правду. Время от времени старая колдунья задавала вопрос или вскрикивала, иногда от ужаса, иногда от недовольства. Один раз она заметила:

— Ох, ты всегда была такой импульсивной! Пора бы тебе уже немного образумиться!

Изабо закончила тем, как они сняли проклятие с Лахлана и как Майя с Бронвин покинули секретную долину.

— Я следила за ними при помощи магического пруда. Они благополучно добрались до моря. Я видела, как они плыли по волнам. — Слезы душили ее, но она продолжила сдавленным голосом: — Но после этого я не смогла их увидеть. Я не знаю, куда они отправились.

— Море искажает дальновидение, — сказала Мегэн. — Как и горы. Ты и так смогла разглядеть их на расстоянии, очень большом даже для магического пруда.

— Надеюсь, я не сделала ошибку, — сказала Изабо дрожащим голосом. — Она могла превратить меня в жабу и забрать Бронвин, но не сделала этого. Я не знаю, почему.

Мегэн пожала плечами.

— Кто может читать в сердце Фэйрга? Только не я. — Она на некоторое время погрузилась в молчание, потом спросила: — А что это за маленькая белая сова?

— Это Буба, — с ласковой улыбкой отозвалась Изабо. — Правда, красавица?

Мегэн ухнула, совсем негромко, и карликовая сова ухнула в ответ.

— Не знаю, что я буду без нее делать, — сказала Изабо. — В Проклятых Башнях так одиноко. Хотя я и знаю, что она должна жить со своими сородичами, но очень надеюсь, что она не улетит к ним, по крайней мере, пока.

— Она не улетит, — сказала Мегэн.

Изабо улыбнулась и потерлась подбородком о хохлатую головку Бубы.

— Я так горевала о Йорге! — вырвалось у нее. — Ох, какая ужасная это была неделя! Я все видела в магическом пруду…

Мегэн промолчала, хотя руки у нее тряслись. Изабо подняла глаза и увидела, что на морщинистых щеках ее опекунши блестят слезы.

— Мне кажется, что нет большего горя, — отрывисто сказала Мегэн, — чем пережить тех, кого ты больше всего любил.

Повисла долгая тишина, потом она продолжала:

— Вот почему я покинула Шабаш многие годы назад, устав жить вместо того, чтобы умереть в преклонном возрасте, как мой отец, сестра, все мои друзья и возлюбленные. Потом я поняла, что Ткачиха в своем узоре приберегла для меня еще одно место. Я нашла тебя, такую хорошенькую и своенравную девочку, и спасла Лахлана, как умела. Я поняла, что должна жить ради вас, и жила, делая то, что должна была делать. Но старый Йорг, добрейшая душа, погиб в огне, в муках… — Ее голос задрожал, и маленький донбег закурлыкал и крепче прижался к ее шее. Она погладила его тонкой трясущейся рукой и очень тихо сказала: