– Пойдем, Гита, – сказала она.

* * *

А герцог Флем откинулся на спинку трона и безумными глазами обозревал мир. Мир не подвел ожиданий герцога. Более того, Флем даже не рассчитывал, что сумеет добиться столь многого. Он оглядывался на прошлое и видел, что оно плывет и тает, точно лед с приходом весны.

Повинуясь внезапному порыву, он еще раз подозвал к себе лакея.

– Вызови капитана моей гвардии, – велел он. – Пусть отыщет ведьм и бросит их в тюрьму.

Герцогиня выразительно фыркнула:

– Ты что, забыл, чем в прошлый раз все закончилось?

– Тогда мы посадили под замок только одну ведьму, – возразил герцог. – А на этот раз за решеткой окажутся все три. Общественное мнение сейчас целиком и полностью на нашей стороне. А с общественным мнением даже ведьмы считаются.

Герцогиня хрустнула пальцами, демонстрируя все, что она думает об общественном мнении.

– Но признайся, мое сокровище, наш эксперимент удался.

– До сих пор все шло гладко.

– Вот и чудненько. Ну что ты стоишь как вкопанный? Ты должен успеть передать мой приказ до окончания пьесы. Спектакль будет иметь продолжение.

Встав перед зеркалом, Смерть поправил картонный череп, одернул полы балахона, отступил на несколько шагов и еще раз смерил себя придирчивым оком. Первая в жизни роль с текстом. Хочется, чтобы все прошло хорошо.

– Бойтесь и трепещите, о мимолетные! – вскричал он. – Ибо Смерть я, и противу меня… не станут… станут… Хьюл, станут или не станут?

– О боги, Смерди, неужели так трудно запомнить? «Противу меня не станут вам спасеньем ни запертый сто крат замок, ни дверь дубовая, обитая железом…» У тебя не голова, а решето… Не сюда, не сюда, идиоты! – И Хьюл бросился сквозь закулисный хаос вдогонку за двумя непутевыми носильщиками бутафории.

– Вот так-то, – произнес в пространство Смерть и возобновил упражнения у зеркала. – Противу меня не станут… вам ни тот-то тот-то, дверь, обитая железом… – без особого вдохновения произнес он и рассек воздух косой.

Лезвие отвалилось и грохнулось на пол.

– Как ты думаешь, сумею я на них страху нагнать? – поинтересовался он, принимаясь за починку косы.

Томджон, сидя на собственном горбу, мелкими глоточками пил чай.