Порядок смен был давным-давно установлен, и Эрик знал, что должен спать в первую. Он улегся, постаравшись устроиться по возможности удобнее, закрыл глаза и погрузился в мысли о приятном. Он думал, как в этом году прошел сбор урожая и хорошо ли уродился виноград. Виноградари неизменно хвастались огромными урожаями, но по их тону всегда можно было сказать, правда это или нет. Чем больше было воодушевление, с которым они расписывали свой урожай, тем меньше им верили, и наоборот: если об урожае говорилось обыденным, почти безразличным тоном, значит, он действительно был выдающимся.

Затем его мысли переключились на юношей и девушек городка. Он вспомнил Гвен и пожалел, что не ходил с ней в сад, когда у него была такая возможность. Он подумал о Розалине, вспомнил ее грудь под разорванным платьем, и это воспоминание было одновременно пленительным и тревожным. Эрик заворочался: ему стало стыдно, что его плоть отзывается на воспоминание о картине насилия. Возможно, подумал он, следует поговорить с Накором. Этот странный человек, казалось, знал все на свете и, быть может, объяснил бы ему эту странность.

Вспоминая о той ночи, Эрик почти не ощутил былого гнева, словно убийство Стефана совершил кто-то другой. Но эта девичья грудь…

Эрик скрипнул зубами и сел, злясь на себя самого, и в этот момент увидел такое, что сразу забыл о воспоминаниях. Свет. Он был слаб и еле заметен — неудивительно, что, пока горел факел, никто не обратил внимания на этот отблеск.

Солдат, который должен был стоять на часах, видимо, задремал: нелегко сохранять бдительность, когда вообще ничего не видно. Даже фигуру спящего де Лонгвиля Эрик скорее чувствовал, нежели различал. Ровное дыхание, доносящееся отовсюду, подсказывало Эрику, что, возможно, он — единственный бодрствующий человек, который оказался достаточно близко к голове колонны, чтобы увидеть свет.

Он осторожно перегнулся через де Лонгвиля и толкнул часового. Тот мгновенно проснулся и пробормотал:

— Что?

Де Лонгвиль проснулся мгновением позже и тоже прошептал:

— Что случилось?

Прежде чем часовой успел что-нибудь ответить, Эрик сказал:

— Сержант, Марку показалось, что он видит свет. Он разбудил меня, чтобы удостовериться. — Эрик повернулся к часовому:

— Да, Марк, там впереди свет.

— Буди остальных. Тихо. Факел не зажигать. Первые шесть человек — со мной, — сказал де Лонгвиль.

Они прокрались вперед, и через несколько шагов стало ясно, что свет движется, приближаясь из бокового тоннеля, примерно в пятидесяти футах впереди. Де Лонгвиль жестом приказал всем прижаться к стене.