— Прекрати, болван! — прошипела Вельдан. — Поранишь себя! Уймись и дай мне помочь тебе!

— Это я, Этан — хотел крикнуть провидец. — Я заточен в этом теле!

Хотел — и не мог. С новым ужасом дракон осознал, насколько он теперь беспомощен. Ему выпал, быть может, единственный шанс рассказать Вельдан, что произошло, но он не может ни мысленно связаться с чародейкой, ни заговорить с ней вслух. Человек, в которого он переместился, все еще сохранял власть над своим телом, движениями и речью, но даже если б Этон сумел оттеснить его — он имел самое смутное понятие о речевом аппарате людей. Выдыхается воздух, что-то там вибрирует — это ему было известно, но как это достигается, как возникают и складываются слова, Этон не знал.

Для этого ему необходима помощь человека.

Вопреки ужасному риску взаимопроникновения они вынуждены будут сотрудничать.

Когда чья-то рука зажала Завалю рот, иерарха объял нестерпимый ужас, усиленный всеми немыслимыми странностями, которые Завалю уже довелось пережить, а вдобавок и тем, что он не привык подвергаться опасности. Будучи иерархом, он вот уже двадцать лет мог не страшиться подобной угрозы — с тех самых пор, как, никем не оплаканный, расстался с жизнью Малахт, его тиран-воспитатель. Теперь же боль, страх и беспомощность воскресили в памяти Заваля воспоминания детства. Ему казалось, что над ним склонился в темноте Малахт и узкая сильная ладонь, зажавшая ему рот, преобразилась в сухую морщинистую руку старого жреца. Спасения нет. Спасения никогда и не было. Обезумев, Заваль бился и извивался в путах. Если бы ему так крепко не зажали рот, он бы завопил во все горло.

И тут, словно в темноте распахнулась потайная дверь, в памяти его вспыхнул иной образ. Рука — его рука ложится на спину старого Малахта. Резкий толчок — и сутулая черная фигура жреца исчезает из виду. Крики. Грохот. Треск ломающихся костей. Пустая каменная лестница, кое-где измазанная кровью, и далеко внизу — колодец непроглядной тьмы.

Мир, окружавший Заваля, словно оцепенел. Страх остался, но боль и безумная паника исчезли.

Смерть Малахта не была несчастным случаем. Это сделал я. Я убил его, чтобы спастись самому, и был спасен — до нынешнего дня.

Иерарх поспешно затолкал это воспоминание в самый дальний и глухой уголок памяти. За эти годы он сумел убедить себя, что Малахт погиб случайно, что его самого вовсе не было рядом. Мириаль, однако, все знал — и не забыл. События, приведшие к этой ночи, были Его возмездием.