Какие чары имел он в виду – все или только магистерские? Вторая вероятность должна означать, что он знает, кто такая Камала. Ее пробирала дрожь при мысли об этом. Шарф, показанный ей Коливаром, говорил о том, что магистр идет по ее следам от самого Гансунга. Стало быть, ему известно, что она преступила Закон. Почему же он в таком случае до сих пор ничего не предпринял против нее? Почему испытывает ее намеками и недомолвками? Так бойцовую собаку дразнят куском мяса и смотрят, набросится она или нет.

Через некоторое время Андован откинул гобелен и вышел в какой-то чертог – большой, но не намного роскошнее коридора, по которому они только что шли. Они не успели дойти и до середины, когда появились эти двое. Камала и принц вжались в темную нишу и затаили дыхание, положившись на милость Судьбы.

Двое мужчин шли прямо к их укрытию. Видеть их Камала не могла, но по голосам и манере обсуждать политические дела догадывалась, что это придворные, а не часовые. На нишу они даже и не взглянули, и голоса скоро затихли вдали. Камала и Андован испустили дружный вздох облегчения.

Облик принца, разумеется, был изменен, но при близком рассмотрении его все равно наверняка бы узнали. Камала остригла его коротко, как дворцового стражника, кожу сделала смуглой, брови и ресницы темными, но на более серьезные чары, меняющие костяк лица, не решилась. Он и одет был как стражник, однако эта уловка годилась только для слуг – ведь солдаты, охраняющие дворец, скорее всего знали друг друга в лицо.

А принц, казалось, прямо-таки наслаждался приключением. Двигался он совершенно бесшумно, а в нише стоял так тихо, что Камала даже дыхание его перестала слышать. Великолепный охотник – хоть в убийцы нанимай.

«Ты уверен, что хочешь пойти? – спросила его Камала задолго до этого. – На встрече твоей матери с Дантеном ты не сможешь присутствовать, и помочь ей в случае чего тебе тоже не удастся».

«Удастся, если я буду поблизости, – отрезал он. – Я готов отвлечь внимание на себя, чтобы другие могли исполнить свой долг». Гордость, вспыхнувшая при этом в глазах Андована, преобразила его. Он перестал быть умирающим, отсчитывающим часы до своей кончины, и вновь сделался принцем, защищающим близких ему людей. Как хорош он, наверное, был до того, как боги обрекли его в пищу магистру. Камала даже пожалела о том, что не видела его в естественном состоянии, – но даже это мимолетное сожаление пронизало ее холодом и сковало легкие железными обручами. Вняв предостережению, она выкинула из головы крамольную мысль и вновь задышала свободно.