Анатомический театр освещало множество факелов; впрочем, это отнюдь не умаляло его мрачности. Отведённый под мертвецкую подвал поражал своими размерами; низкие сводчатые потолки поддерживались многочисленными колоннами, короткими и массивными. Тяжёлый мраморный стол готов был принять страшное подношение.
Где-то в глубине помещения вдруг раздались весёлые голоса; гулкое эхо заметалось от стены к стене.
– Обожаю вскрытия – больше, чем соития!!! – радостно объявил некто. – Что может быть приятнее этого первого, лёгкого надреза!!! А почки?! А печень?! Совершенство их формы приводит меня в восторг!!!
– Да вы, оказывается, извращенец, батенька! – отвечали ему.
– Это я-то извращенец? А кто, скажите на милость, не далее как неделю назад провёл варварскую церемонию вуду? Кто оживил недельной давности труп и заставил его гоняться за первокурсниками? Хорошо ещё Великие не засекли, чьих это рук дело!
– Надо же было показать салагам, что жизнь у колдунов – не тростниковый сахар!
Разговаривающие появились в поле зрения. Афинофоно каюкер узнал сразу – длинная шея, круглые очки и тощая фигура бормотолога не претерпели за тысячу лет кардинальных изменений. Иерофант же вовсе не напоминал себя сегодняшнего – разве что аристократический орлиный профиль обоих имел некоторое сходство.
– Ну, и что мы тут имеем? – спросил он, рывком сдёргивая ткань со стоявших у стены носилок. – Ого! Да это же наш старик-уборщик! Он-то какими судьбами тут очутился?
– Бедняге свалился на голову светильник. Там вообще передавило кучу народу; жалко, что к нам попали только эти двое…
– А остальные?
– А остальные, дорогуша, – профессора нашей уважаемой альма-магик! Ты что же, думал – нам так вот запросто отдадут их на поругание?
– А что? Представляешь, какой это кайф – вскрывать своего любимого преподавателя?!
– Меня сейчас вырвет, – слабо предупредил Иннот. – Какие же вы были отвратные циники, господа!
– Самим противно, – весело согласился иерофант.
Студиозусы – а у каюкера не оставалось уже никаких сомнений относительно статуса двух юных злодеев, меж тем стащили покрывало со вторых носилок. То, что осталось от Подметалы, напоминало куклу, попавшую в руки к детям с садистскими наклонностями и донельзя извращённым воображением[6]. Тело ухайдакера было обезображено до неузнаваемости.
– Неплохо над парнем поработали! – жизнерадостно заметил Афинофоно. – Слушай, а давай его для начала оттрепанируем! Я как раз хотел набить руку для семинара… Кроме того, ничто так не берёт за душу, как нежное прикосновение к извилинам головного мозга!