Ворон схватил жену за плечи.

– Венди! Говорил я тебе не…

– Отпусти меня, глупый! Со мной все в порядке! И я по-прежнему помню родителей, и по-прежнему верю в фей, и по-прежнему верю в чудеса…

Голос ее умолк.

Он отпустил ее плечи и попятился, зажав рот тыльной стороной ладони. Глаза его наполнялись страхом.

– Нет… – простонал он.

Выражение мудрости, памяти, мысли хлынуло в синие глаза Венди, и они стали похожи на глубокие озера чистой воды. Она заговорила:

– Полагаю, это не было чудом, так? Кощей говорил, что я могла бы взять жизнь другого человека, если бы согласилась. Но я не согласилась. Видимо, согласился кто-то другой, иначе Кощей не смог бы взять жизнь Азраила у Галена из рук и вложить ее в тело Галена. Галена притянуло ко мне, потому что во мне была его жизнь, не так ли? Ты сказал Питеру, что его сын мертв. С чего бы тебе говорить такие вещи?

Она настойчиво смотрела на своего мужа.

– Это не я… – сказал Ворон. – Я не знал, что получится.

Глупец! Тогда почему ты это сделал?

Он ничего не ответил.

– Мой папа говорит, что сильные люди в состоянии признаться в своих поступках. Знаешь, я всегда хвасталась, какой ты сильный.

Ворон молчал. Пронизывающая холодная боль в сердце, позабытая на время, теперь леденила его.

– Ты ничего не хочешь мне сказать, Вран Вранович? – В голосе Венди послышались четкие металлические нотки.

– Какого черта тут происходит? – не понял Питер. – О чем она, черт подери, толкует?

Ворон умоляюще произнес:

– Ты умирала!

Она пожала плечами.

– Сначала я боялась. Потом справилась с этим. Почему ты не смог? Не смог быть храбрым? Ради меня?