– Двенадцать, – сдалась девочка.

– А вот это вернее. – Повелитель нахмурился. – Нет, я теперь точно Трофию оторву голову. Он чересчур много себе позволяет. Брысь отсюда, и чтобы я тебя здесь больше не видел. Понятно?

– Да, мой господин. – Девочка проворно спрыгнула с кровати и замерла.

– Ну что еще? – Повелитель зевнул.

– Вы накажете меня? – Девочка давилась слезами. – Я сделала что-то не так? Я исправлюсь…

Он шумно вздохнул, покачав головой, и девочка замолчала.

– Ничего тебе не будет. Почему ты не одеваешься?

– Вся моя одежда внизу, в комнате прислуги.

– Держи, – он сорвал с кровати покрывало, – прикройся, а то ведь попадется какой-нибудь извращенец придворный… Покрывало можешь оставить себе.

– Спасибо, мой господин, спасибо! – Девочка попыталась поцеловать его ногу, но Повелитель мягко отстранил ее.

– Иди и не испытывай моего терпения. Да, передай Трофию, что, если он еще раз посмеет сделать нечто подобное, я прикажу закопать его живьем в землю. Предварительно продержав несколько часов в муравейнике.

Легкий топот детских ног, шелест ткани – и он остался один. Повелитель разделся и со вздохом облегчения забрался под теплое одеяло. Сейчас он наконец-то согреется.

Он подумал о своей недавней гостье и досадливо поморщился.

В самом деле, в этот раз Трофий зашел слишком далеко. Подсылать к нему в постель детей! Трофий, наверное, думает, что если он отверг все его предыдущие кандидатуры, то это оттого, что решил в корне поменять пристрастия? И чего же ждать в следующий раз – мальчиков или овечек?

Повелитель Ужаса содрогнулся. Не будь Трофий таким замечательным управляющим, его голова давно бы торчала на колу возле парадного входа. Повелитель представил, как зареванная девчонка, завернутая в покрывало, выходит из его спальни посреди ночи и это видит кто-нибудь из придворных. Чем не основание для очередной страшной истории о Повелителе Ужаса и его зверствах? Завтра же пойдут новые сплетни, обрастая все более устрашающими подробностями. В итоге в тавернах будут шепотом рассказывать, как он пил кровь девственниц, ел их сердца и глумился над растерзанными трупиками младенцев. Ох уж эти непременные младенцы… От таких историй кровь стынет в жилах даже у закоренелых преступников.

Бродя неузнанным по городу, заходя в трактиры, притворяясь простым обывателем, он часто слышал подобные россказни. Поначалу это приводило его в ярость, но со временем он смирился. О нем так приятно рассказывать страшные сказки. Это расплата за власть, за популярность, за то место, какое он занимает в жизни людей.