– Нет, только я. По твоей милости, – желчно заметил Сахнович. – С героином это переносится легче, но все равно… Пуля в голову есть пуля в голову. Мне, конечно, рассказывали про тебя всякое, но я не думал, что…

– То есть ты – мертв, а я – жив, – перебил его Покровский. – И мы сейчас разговариваем друг с другом.

– Ага.

– И у нас еще есть какой-то хозяин.

– Точно. – Сахнович с некоторым снисхождением посмотрел на Покровского и добавил: – Ты скоро все поймешь. Я уже понял.

– И что ты понял?

– Хм. Скажем, так: жизнь – это не только то, что ты знал до сегодняшнего дня. Есть и еще кое-что… – Сахнович изобразил неопределенный жест руками. – Всякое-разное.

Покойный оказался прав: вскоре Покровский понял если не все, то многое. В том числе, что в жизни есть место Разному – так Покровский уклончиво называл вещи, существование которых раньше было для него немыслимо. Можно было бы назвать эти вещи магией, волшебством, чудесами, непознаваемым, скрытым, мистическим… Однако Покровский предпочитал употреблять более приземленное слово «Разное».

Или – «Всякое-Разное».

Может быть, он надеялся таким образом преуменьшить значимость Разного, ограничить его силу, поставить ему рамки – пусть даже эти преуменьшения и ограничения происходили только в голове Покровского.