– Да, сударь, – кивнул он. – То есть пока я не заплачу. Но, ей-богу, скорее я буду до конца жизни питаться прахом, кузнечиками и муравьиными яйцами, чем заплачу им хоть одну драхму. Ведь они предоставили мне кредит, сударь; они предлагали свои товары совершенно бесплатно; они рекомендовали меня друг другу, ловко подсовывали мне товары по сниженным ценам, соблазняли меня сияющими рекламами и свидетельствами известных людей; они глумились над моим стремлением к бережливости, смеялись, когда я говорил, что такие вещи мне не по карману, и заставляли меня покупать и покупать помимо моей воли и потом, когда я не смог заплатить, они забрали все обратно, побили меня камнями и изгнали из города.

И тогда я встал на колени, сударь, и стал молиться. Я поклялся никогда ничего им не платить и свято соблюдаю свой обет, потому что мои принципы не позволяют мне его нарушить. К тому же у меня нет денег.

Я вспомнил о своих плодотворных поисках в разбитом самолете и с гордостью сказал:

– А у меня есть деньги.

– Сколько? – осведомился Вик Руиз.

– Точно не знаю, – признался я. – Еще не считал.

Тогда Руиз предложил мне сесть и без лишней суеты пересчитать их, поскольку здравый смысл требует, чтобы человек точно знал, какой суммой располагает. Поэтому мы сели среди цветущих лилий и стали считать мои деньги. Их оказалось всего семь тысяч шестьсот пятьдесят четыре драхмы 1 и тридцать два пфеннига.

Вин Руиз взглянул на меня с подозрением.

– Сударь, тут целое состояние. Как оно вам досталось? – и он стал ждать ответа.

Я объяснил, что часть денег достал из карманов и багажа мертвых пассажиров, а другую – из сейфа самолета.

– Было бы преступлением уйти и оставить все эти деньги там, – заметил я.

Немного подумав, Вик согласился.

– Да, сударь, вы правы. Это было бы преступлением. Я ненавижу деньги, сударь. Я ненавижу их больше, чем голод и холод. Но вы все-таки правы; преступно оставлять лежащие деньги. Теперь слушайте, сударь. У меня созрело решение. Мы возьмем ваши деньги, пойдем в город и заплатим мои долги. Конечно, они велики, но на них уйдет меньше половины этой суммы. Мы заплатим долги и отпразднуем ваше прибытие в здешние края, и когда Вик Руиз празднует, сударь, – неважно по какому случаю – пробуждаются все языческие боги, дремлющие на Олимпе, потому что они уже знают: затевается новая вакханалия. Идемте же, сударь! Не будем терять ни минуты.

– Позвольте, господин Руиз, – возразил я. – Но ведь вы, кажется, дали обет никогда ничего не платить вашим кредиторам. Кроме того, эти деньги…

– Сударь! – прервал меня Руиз. – Обет, который я дал по поводу моих долгов, буквально гласил так: я не заплачу ни одного пфеннига до тех пор, пока деньги сами не упадут ко мне с небес. Такая возможность казалась мне совершенно немыслимой, и я сказал вам, сударь, что никогда не заплачу. Но теперь деньги буквально упали с небес; это поистине чудесное знамение, дарованное свыше. Я не могу пренебречь им, сударь. Идемте же немедля. У нас впереди долгий путь и немало дел.