Бабочка легонько похлопала его по плечу.

– А как нам теперь быть вот с ними? – спросила она.

По площади, осторожно лавируя, двигалась небольшая процессия. Ее возглавляла вещь, которую Двацветок сразу узнал и которая некогда принадлежала ему.

– Он был из самых дешевых, – сказал он, не обращаясь ни к кому конкретно. – По правде говоря, я всегда считал, что он какой-то бракованный.

Следом за Сундуком двигался Сундук побольше. А дальше, в порядке убывания размеров, семенили четыре Сундучка, самый маленький из которых был примерно с дамскую сумочку. Каждый раз, проходя мимо какого-нибудь слишком ошалевшего, чтобы бежать, лежащего ничком гункунгца, Сундучок останавливался и пинал его в ухо, после чего пускался догонять своих. Двацветок посмотрел на дочерей.

– Так они могут это делать? – Он удивленно задрал брови. – В смысле размножаться? Я считал, для этого нужны столяры.

– Похоже, в Анк-Морпорке он многому научился, – многозначительно заметила Бабочка.

Сундуки сгрудились перед лестницей. Потом главный Сундук повернулся и, бросив назад печальный взгляд (или то, что было бы взглядом, будь у него глаза), галопом пустился прочь. Очень быстро он достиг дальнего конца площади, потом превратился в размытое пятно и исчез.

– Эй, ты! Четырехглазый!

Двацветок оглянулся. По лестнице величественно спускался Коэн.

– Я тебя помню, – сказал он. – Ты разбираешься в великом визирстве?

– Нисколько, господин император Коэн.

– Отлично. Значит, должность твоя. Давай, начинай. Первое, что мне надо, это чашку чаю. Очень крепкого и такого густого, чтобы в нем подкова не тонула. Сахару три куска. Через пять минут. Понятно?

– Чашку чаю через пять минут?! – переспросил Двацветок. – Да ведь этого времени не хватит даже для самой краткой чайной церемонии!

Коэн дружески приобнял коротышку за плечи.

– У нас теперь в моде новая церемония, – сказал он. – А проходит она примерно следующим образом: «Чай готов. Угодно молока? Сахара? Лимон? Еще чашечку?» А евнухам можешь передать, – добавил он, – новый император говорит в точности то, что думает, и напомни, что в последней речи императора промелькнула фраза «покатятся головы».

Глаза Двацветка, полускрытые разбитыми очками, засветились. Чем-то ему нравилось, как говорит этот человек.

Похоже, ему довелось жить в интересные времена…

Сундуки спокойно сидели и ждали.