– Я предпочитаю знать наверняка. Мне не хочется угодить в клещи между двумя армиями. Мобильность – самое большое наше преимущество.

Некоторое время мужчины молчали. А потом Эйджер заметил сидящую у могилы Камаля Дженрозу.

– Ты говорил с ней за последние три дня?

– Нет, – тихо ответил Линан, прекрасно понимая, о ком речь. – Я не уверен… может быть, ты…

– Думаю, тебе лучше подойти к ней, – сказал Эйджер с большей уверенностью, чем испытывал. Его одинаково беспокоили и кажущееся безразличие Линана, и пребывание Дженрозы наедине со своим горем.

Линан резко кивнул и пошел. Эйджер смотрел вслед, противясь порыву пойти вместе с ним. «Принц уже не мальчик», – напомнил он себе.

Дженроза пристально смотрела на свои руки, до сих пор не вымытые со дня битвы и по-прежнему кроваво-красные от крови Камаля. Это все, что ей осталось от него, кроме воспоминаний. Как только небо посветлело, она начала видеть в потеках крови узоры; сперва ничего определенного, просто мелькание пейзажей, незнакомых лиц, мифических животных; но потом они сформировались во что-то, напоминающее карту, и в своем воображении она наблюдала за армиями, марширующими взад и вперед у нее на ладонях, наблюдала великие сражения и многочисленные смерти. Одна-единственная слеза упала и разбилась о ладонь. Кровь снова стала красной и смешалась, прежде чем узоры сложились в знакомые ей черты лица.

– Линан, – прошептала она, и не успело еще отзвучать имя, как на нее упала тень.

Она подняла взгляд – и на мгновение ей показалось, что его бледная кожа стала цвета крови. Она прижала руки к лицу и, охнув, отвела взгляд.

Линан озабоченно посмотрел на нее.

– Дженроза?

Она подняла голову и увидела, что его кожа снова бледна как рассвет. Дженроза испустила глубокий вздох, заставивший ее содрогнуться всем телом.

– Мне показалось… – начала она, но не смогла закончить. Он присел рядом с ней и взял ее руки в свои. Не верилось – до того они были холодные, даже холоднее ее рук. В голове у нее промелькнуло множество мыслей, но ни одну из них она не хотела высказывать вслух.

– Что ты теперь будешь делать? – спросил он.

Насколько она могла судить, он пытался говорить с ней помягче, но сухость, прозвучавшая в этих словах, придавала им такой оттенок, словно на самом деле ему это безразлично.

– Продолжать жить, конечно, – ответила она, удивившись звучанию собственного голоса. Она ожидала, что он будет наполнен чувством, но в нем присутствовало что-то от бесстрастия, выказанного Линаном. И тогда она поняла, что внутренне он, должно быть, чувствовал себя таким же покинутым, как и она. – Я ведь магичка. Четтская магичка. Я останусь с тобой, Эйджером, Гудоном и остальными. – Она глубоко вздохнула. – И отомщу за смерть Камаля. Не знаю как, но отомщу.