— М-м… нет, — наконец обессилено выдохнул он.

Джейни наклонилась и поцеловала его в лоб:

— Прости, что не дала тебе возможности все объяснить. Иногда я и вправду бываю ужасной.

«Нет!» — собирался крикнуть он, но издал лишь слабое: «М-м…»

— Я люблю тебя, Феликс.

— И… и я… лю…

Джейни прижалась к нему, и на ресницах ее блеснули слезы. Глаза самого Феликса тоже быстро заволакивало влажной пеленой. Когда девушка стала подниматься, он хотел удержать ее, но не смог даже рукой пошевелить.

«Не уходи! — мысленно взмолился он. — Не покидай меня!»

А вслух прозвучало лишь очередное:

— М-м…

Но она вдруг все поняла и улеглась обратно. Измученный болью и усталостью, Феликс вскоре забылся в объятиях Джейни, и она сама через какое-то время задремала.

Феликсу больше ничего не снилось. А вот ей…

На этот раз сон унес Джейни совсем недалеко: она оказалась в гостиной перед Дедушкиным любимым креслом, на котором лежала «Маленькая страна» Уильяма Данторна. Откуда-то струился мягкий свет, и кресло напоминало сцену, а книга — актера. Появление Джейни, вероятно, послужило сигналом к началу спектакля: обложка книги скрипнула и распахнулась. Страницы быстро зашелестели, словно их листал ветер или чья-то невидимая рука.

Джейни сделала шаг вперед, но застыла на месте, охваченная внезапным порывом музыки, взявшейся из ниоткуда. Незнакомая, но в то же время такая близкая, она рассказывала о чудесных краях и забытых тайнах, которым не терпелось раскрыться. Джейни невольно защелкала пальцами в такт. Как только музыка стала громче, страницы книги замерли.

Статуэтки на каминной полке, картины на стенах и хрусталь в буфете задрожали, а пол под ногами Джейни закачался.

Она снова попыталась приблизиться к книге и опять замерла, заметив под обложкой какое-то движение: крошечный человечек выбрался изнутри и принялся с любопытством осматривать комнату.

Он был не больше крота или мыши, каких Дедушкин кот Джейбс порой ловил и с гордостью приносил на крыльцо. Загадочный гость мог с легкостью поместиться у Джейни на ладони.

Дыхание девушки участилось, когда его взгляд остановился на ней.

А музыка между тем продолжала литься. Это было что-то вроде медленного рила, исполняемого на неизвестных Джейни инструментах. Они безусловно напоминали обычные, но звучали несколько иначе. Джейни казалось, что она слышит бойран и гобой, псалтерион[40] и клавесин и знаменитый корнуэльский пибкорн — древний народный инструмент с двумя коровьими рогами на конце кедровой трубки, наподобие бретонского бомбардона[41].

Мелодия была до боли знакомой, и в то же время девушка нисколько не сомневалась, что слышала ее впервые. Будто эта музыка долгие годы жила внутри ее и вот теперь наконец выплеснулась наружу. Она была наполнена таинственностью и внушала благоговейный трепет. Она требовала безоговорочного приятия и вместе с тем искала отклика и понимания.