Он никак не мог долететь до люстры.

И совершенно непонятно, как он все же до нее долетел.

Зрители, кто наблюдал за происходящим через театральные бинокли, клялись впоследствии, что человек вдруг выбросил вверх руку, которая, такое впечатление, едва коснулась люстры, однако тело его каким-то образом внезапно закрутилось в воздухе и подлетело вверх.

Пара человек клялись еще горячее, что, когда незнакомец протянул руку к люстре, ногти у него выросли на несколько дюймов.

Гигантская гора стекла тяжеловесно раскачивалась на канате. Когда она достигла крайней точки своей амплитуды, Грибо, как акробат, выступающий на трапеции, качнул ее еще сильнее. Ответом было восторженное «о-о!» публики.

Грибо слегка переместился вбок. Люстра, мгновение поколебавшись в верхней точке дуги, откачнулась обратно.

И пока она с резкими звонами и скрипами проносилась над партером, висящая на ней фигура сильным движением подтянулась и выполнила обратное сальто-мортале с «приземлением» прямо в центр хрустальных дебрей. Свечи и призмы дождем посыпались в партер.

А потом под восторженные выкрики и аплодисменты аудитории Грибо начал карабкаться по центральному канату вслед за убегающим Призраком.

Генри Крючкорукс попытался пошевелить рукой, но упавший осколок хрусталя прочно пришпилил рукав смокинга к креслу.

Неожиданное затруднение. В глубине души он осознавал, что ничего такого в Опере происходить не должно, но на все сто процентов уверен он не был.

Со всех сторон доносились обрывки шепотков:

– Разве это часть сюжета?

– Наверняка.

– О да. Да! Без сомнений, – тоном специалиста произнес кто-то в конце ряда. – Да. Да. Знаменитая сцена погони. В самом деле. О да. В Щеботане это тоже показывали.

– О… да. Ну разумеется. Сейчас припоминаю, я тоже слышала…

– А клево они там летали! – госпожа Крючкорукс даже прищелкнула языком.

– Мама!

– А я уже засыпать начала. Почему ты меня не предупредил? Я бы надела очки!

Нянюшка Ягг громыхала по лестнице, ведущей в верхнюю, «воздушную», часть оперы.