– Я могу попробовать, – неохотно согласился Леоф.

– Послушайте, – вмешался герцог, пухлый мужчина в камзоле, который казался слишком для него тесным, – а как я узнаю, что он действительно сочинил новую вещь, а не сыграл нам старое произведение?

– Думаю, мы можем довериться его слову, – ответила Грэмми.

– Только не в тех случаях, когда речь идет о моем кошельке, – проворчал герцог.

Леоф откашлялся, чтобы привлечь к себе внимание.

– Будьте любезны, герцог, напойте какую-нибудь свою любимую мелодию.

– Ну… – Герцог задумался на пару минут, затем просвистел коротенький мотивчик.

В толпе зрителей раздались смешки, и Леофу стало интересно, что за песенку он вспомнил.

Затем Леоф нашел в толпе Ареану.

– А теперь вы, дорогая, – попросил он. – Пропойте другую мелодию.

Ареана покраснела, испуганно огляделась по сторонам и запела:

У нее было приятное сопрано.

– Очень хорошо, – сказал Леоф, – для начала достаточно.

Он начал с мелодии Ареаны, потому что в самой первой строчке в ней звучал вопрос: «Как я узнаю свою любовь, милая мамочка? Как узнаю свою истинную любовь?» – и повел ее в печальных тонах, лишь едва-едва наметив басовый аккомпанемент, а затем и ответ матери – более глубокими, красочными аккордами: «Ты узнаешь его по камзолу, никогда не знавшему иглы».

Затем он разделил две части мелодии и начал медленно переплетать их друг с другом, а в качестве контрапункта добавил звуки, которые просвистел герцог, – почти на пределе возможностей клавесина. Услышав их, почти все рассмеялись, и Леоф тоже улыбнулся. Он предположил, что противопоставление нежной песни-загадки и другой, возможно вульгарной, мелодии развеселит слушателей, и превратил его в диалог: вопрос девушки о том, как она узнает свою будущую любовь, хитрый распутник, подслушавший ее разговор с матерью, суровое предупреждение матери и наивысшая точка композиции – мать прогоняет незваного гостя, швырнув в него горшок. После этого все остальные темы постепенно стихли и осталась только та, что принадлежала девушке.

Вей каннад мин луф?…

Раздались оглушительные аплодисменты, и Леофу неожиданно показалось, будто он выступает в таверне, и, в отличие от вежливого и нередко неискреннего признания, которым встречали его искусство при разных дворах, восхищение его нынешних слушателей показалось ему неподдельным.

– Это просто поразительно, – сказала леди Грэмми. – У вас редкий дар.

– Моим даром, – ответил Леоф, – каков бы он ни был, я обязан святым. Но я рад, что мне удалось доставить вам удовольствие.

Леди Грэмми улыбнулась и собралась сказать что-то еще, но неожиданно около двери возникла какая-то суета, привлекшая всеобщее внимание. Леоф услышал звон оружия, крик боли, и в зал ворвались мрачные солдаты, вооруженные мечами, за которыми следовали лучники. В зале мгновенно воцарился хаос. Леоф попытался было встать, но кто-то налетел на него сзади и сшиб на пол.