Вот мог я пару лет назад представить себе, что – и, главное, из-за чего – мы расстанемся с Чинтах? Детская дружба, детская любовь. Привычная, уютная, волнующая. Все в первый раз. Чудо познания. В Храме Дара мы познаем сами себя, в любви же впервые познаем других. Робко, нерешительно, постепенно – как мы с Чинтах. Зато потом кажется, что можешь предугадать каждое слово, каждый жест, улыбка говорит больше, чем длинный разговор.

Почему же мы расстались? Из-за Фионы? Едва ли. Скорее, из-за того, что Чинтах захотелось большего, а то, что мне казалось любовью – давней, сильной, глубокой, – на поверку обернулось простой влюбленностью.

Наверно, и этот сои расставил что-то внутри меня на свои места. Показал, какой ценой я могу быть счастлив с Фионой, а она – со мной. Но я был не готов заплатить эту цену.

Не мне судить, что происходит в ее душе. К чему она стремится. Что осознает, а что получается непроизвольно, помимо – а быть может, и вопреки – ее желания. Для меня же мы все сказали друг другу.

Глаза в глаза.

– Пожалуйста, никогда не обманывай меня.

– Пожалуйста, верь мне.

Разве нужно что-то еще?

Поднявшись с кровати, я с трудом доплелся до умывальника, плеснул в лицо воды и долго-долго тер полотенцем свою печальную физиономию. Потом оделся, открыл дверь – конечно же, она была не заперта – и, решительно протопав через гостиную, постучал к Лимбиту.

– Входи. – Мне показалось, что голос его дрогнул.

Лимбит сидел на кровати, натягивая сапоги.

– Ты уже решил, что мы будем делать с прощальной запиской Монха? – спросил он, стоило мне появиться на пороге.

О моем сне Лимбит так никогда и не упомянул. Не зря он был моим другом.

– Расскажем о ней Трубе, – предложил я. – Но не Фионе. Не стоит лишний раз ее волновать.

– Один раз придется, – туманно заявил Лимбит, но, как я ни пытал его, что имелось в виду, добиться ответа мне не удалось.

– Если не секрет, – я все еще не был готов к тому, чтобы услышать главные итоги сегодняшней ночи, – что тебе раньше мешало…

– Истолковать сны Щитов? – помог мне Лимбит. – Я никогда не стал бы этого делать без разрешения Вьорка.

Неужели, услышав про клатти-анхата, Труба испугался за свою власть? Я почти услышал тоненький мерзкий голосок, нашептывающий мне в ухо. Он отчаянно пытался мне помочь, но не знал, как это сделать, не измазав грязью других.

– А он согласился на это, – невозмутимо продолжил Лимбит, и я мог лишь надеяться, что голосок этот был для него не слышим, – только после того, как заговорщики совершили три ошибки. Вернее, не ошибки даже – по-другому им не выиграть. Но они не знали о том, что я вернулся.