Но как объясниться с Фионой?! Тиро по секрету шепнул, что она и без того дуется, что я в последнее время якобы избегаю ее общества. Да, конечно, избегаю! Но не потому же, а потому…

Нет, и Фионе я ничего не скажу. Просто совру, что дела клана призывают меня домой. «Поверь, я мечтал бы остаться твоим Щитом…» Глупость какая! Ничему она не поверит, и права ведь будет! Да и дед сейчас в Брайгене…

«Поверь, у меня есть причины, о которых я не хотел бы распространяться…» Решит ведь, что я устал от ее непосредственности или на что-то обиделся.

Но не могу же я сказать ей правду! Пусть лучше обижается – через месяц она едва вспомнит, что был у нее такой Щит, да сбежал при первом удобном случае. Пусть уж лучше так. По уму, надо было бы дождаться конца этой истории с заговором, но кому нужен Щит, который шарахается от собственной подопечной. Да и никто меня не заставляет в первый же день покидать Брайген.

Оставалось дождаться подходящего момента. Но разговор сразу пошел наперекосяк: Фиона едва не дрожала при мысли о том, что ей столько дней приходилось быть рядом с Гвальдом (и кто только ей про него рассказал?!), я принялся ее утешать, а потом едва не кинулся прочь, когда королева попросила меня переночевать в ее спальне. Нечего сказать, подходящий момент попросить отставки…

Когда из норки неожиданно выглянула лашши, я готов был ее расцеловать. Но стоило ей обмолвиться про Крадира… Нет, я, конечно, уже начал привыкать к тому, что колдовство может сделать из меня Фиону, но поверить, что кому-то пришло в голову подменить сына короля, мне было сложновато…

И тут Фиона принялась искать подаренный Крадиром перстень.

– Помнишь? – прошептала она таким голосом, словно Крадир лежал перед ней в гробу. – Ты еще сказал, что драконов кому попало не дарят.

– Ну, не дарят, – согласился я. – И что?

В конце концов, это не мое дело. Если бы Крадир захотел, сам бы все объяснил. Эх, ну что мне тогда стоило попридержать язык!

Да и не было здесь ничего особенного. Как-то нам с Крадиром довелось вместе отправиться в мой клан, и вечерком на постоялом дворе, за кружечкой эля, он рассказал, что еще в детстве выбрал своим символом дракона. А все потому, что его имя происходило от великого Крадда, которого драконы в незапамятные времена считали то ли своим богом, то ли прародителем. Ума не приложу, как потом это имечко перебралось в Хорверк, но было оно среди нас не то чтобы распространенным, но и не очень редким. У меня вон у прадеда кранчеккайла так же звали. Крадир же, по его словам, в детстве просто изводил отца, играя в дракона и то прыгая на него внезапно со шкафа, то умоляя научить его дышать огнем. Тогда же он обмолвился, что несколько раз дарил самым близким друзьям собственноручно сделанных драконов – и на память, и в знак того, что всегда готов прилететь к ним на помощь.