Мама… Игорь вспомнил ее. Вспомнил сейчас, пожалуй, лучше, чем помнил в последние десять лет. Не просто вспомнил – увидел самого себя на зеленой полянке, на берегу тихой лесной реки. Себя, маленького карапуза в коротких штанишках, в майке, в смешных стоптанных сандалиях, в толстенных очках, то и дело сваливающихся с носа; мама сидит на покрывале, расстеленном на пригорке, читает книжку, присматривает за ним, Гошкой, чтобы не убежал без спросу в лес. Как называлась та река? Линда. Лесная речка Линда с коричневатой, торфяной, изумительно чистой водой. Водой, в которой плавают рыбки – их можно увидеть, если нагнуться с берега над движущейся поверхностью реки, замереть, не дышать, и тогда увидишь обязательно – стайки полупрозрачных мальков, меняющих направление одновременно, словно по приказу, и красноперок длиной с ладонь, живущих уже собственной взрослой жизнью, и даже, если повезет, большого линя, медленно раздвигающего водоросли длинным темным телом, сплюснутым с боков.

Главное – помнить об очках. Следить, чтобы они не упали в воду – так было уже не раз, и тогда грустной маме придется лезть в холодную речку и шарить рукой на дне, пока очки не будут обнаружены и возвращены обратно на нос непослушному Гошке. Очки – противные, тяжелые, но без них ничего не видно, все становится мутным, двоится и расплывается. Гошку долго водили по дядям-врачам, дяди-врачи говорили какие-то слова – длинные, непонятные, страшные. Единственно понятными, и в то же время самыми страшными были только два слова: "Слепые пятна". Как пятна могут быть слепыми? Слепыми бывают люди. А еще бывают полуслепыми – такими вот, как маленький Гошка Маслов. Противно быть полуслепым, но для него это привычно – он был таким всегда, с самого рождения.

Потом уже, после смерти мамы, когда Гоша вырастет, когда станет голенастым подростком, зрение его вдруг исправится само собой, исчезнут куда-то близорукость и астигматизм, и даже атрофия зрительных нервов даст обратный ход, заставив покачивать головой и удивленно поднимать седые брови умудренных профессоров. Только слова "Слепые пятна" навеки засядут в памяти – как образ чего-то ужасного, потустороннего, фатального, не поддающегося лечению.

Дача, которую они снимали на лето, из года в год, стояла совсем недалеко от реки Линды. Папы на даче почему-то никогда не было, он работал в городе, был страшно занят ("Ведущий специалист" – пацаненок Гоша всегда гордился этим словосочетанием, характеризующим важный папин статус), а мама была рядом всегда. И так здорово было прибежать к ней, поймав панамкой красивую бабочку, или, наоборот, испугавшись огромного слепня – полосатого и очень гадкого, кусачего. Прижаться к ней круглой головенкой, посидеть на ее коленках – теплых, согретых солнцем, приласкаться, почувствовать прикосновение мягких маминых ладоней к макушке. "Гошка-стрикакошка", – говорила мама и целовала его в круглую, упругую, загорелую щечку, измазанную земляникой. Откуда взялось это таинственное "стрикакошка", Игорь не знал до сих пор. Замечательное слово. Игорь дорого бы дал, чтобы кто-нибудь сейчас назвал его так. Но назвать его так могла только мама. Или… Или Мила. Жаль, что он не рассказал о том, как его звали в детстве. Не успел. Некогда было.