Стоило начаться грозе, как Питер Лейк, чем бы он в этот момент ни занимался, откладывал все дела и подходил к окну, чтобы полюбоваться дождем. Он чувствовал себя участником пятой колонны, посланной в этот мир грозою и ветром, и надеялся, что в один прекрасный день они одержат победу над временем, не выпускающим людей из своего плена.
Мартин и Эбби с ужасом наблюдали за одной из таких гроз с тридцатого этажа дома, высившегося над Ист-Ривер. Такую сильную грозу в сознательном возрасте они видели впервые. Мартин сохранил память о нескольких грозах, бушевавших в десяти милях от их дома, теперь же гроза разразилась прямо у них над головами. Хардести и Вирджиния в этот момент все еще находились на работе, а госпожа Солемнис заснула мертвецким сном. Так и не сумевшие разбудить ее дети решили, что ее убила молния, и побежали на кухню, чтобы посмотреть из окна на Хелл-Гейт.
Мартин сказал, что родителей тоже убило громом, и Эбби, поверив ему, горько заплакала. Они остались одни-одинешеньки на всем белом свете. Вид плывущего через Хелл-Гейт буксира несколько приободрил их, но раздавшийся через несколько мгновений страшный удар грома тут же лишил последних надежд.
– Не бойся, Эбби, я за тобой присмотрю, – сказал Мартин, обдумывая проблему яичницы.
Его только что научили включать плиту и готовить простой завтрак, и потому будущее его особенно не страшило, тем более что буря стихла, на небо вышло солнышко, и Вирджиния позвонила с работы, с тем чтобы узнать, как у них идут дела.
Отношение ко времени роднило их с Питером Лейком. И он, и они считали его чем-то таинственным и загадочным (люди же, привыкшие то и дело смотреть на часы, верили в реальность секунд, минут и часов). Эбби и Мартин пока вообще не задумывались о времени и жили в квартире четы Мар-ратта, с которой был виден весь Йорквилл, как беззаботные пташки.
Они нередко поражали своими способностями взрослых. Хардести и Вирджиния искренне радовались тому, что у их детей так развита фантазия. Они никогда в жизни не видели телевизора, но общались с сотнями незримых фантастических существ, таких как «лысая Толстуха», «Собачники», «одинокий Дориан», «змеиная Леди», «Человек в трусах», «люди Деревьев», «люди Травы», «люди Дыма», «Альфонс Хула», «Скрипун и Цыпочка», «безумная Элен», «Боксер», «Ромео», «Чесночный народ» и так далее. Список этот можно было продолжать до бесконечности. Однажды вечером родители стали свидетелями такого диалога.
– Лунная кошка сегодня все время плачет, – грустно произнес Мартин. – Кот Бономо вернулся домой на четвереньках. Наверное, он себя плохо чувствует.