– Вы – ретроград! – воскликнул Горностаевый Мэр.

– Это мое право, – ответил Прегер.

Ведущий обратился к кандидатам в мэры с вопросом о том, собираются ли они закрыть академию мусорщиков на Рэндолл-Айленд, воспитанников которой не учат шумовым сигналам.

– Я не привык заниматься такими пустяками, – сказал Прегер, после того как Горностаевый Мэр прочел целую лекцию о том, как следует стучать по мусорному бачку. – Давайте лучше поговорим на более важные темы: о достойной плате за тяжелый профессиональный труд, о борьбе с уличной преступностью и о запрете дорожного движения на Ман-хэттене. Мне хотелось бы поговорить с вами об истории и о будущности города, о мелких и крупных тираниях, с которыми мы должны будем покончить в ближайшее время, и о том, как я люблю улицу, где прошло мое детство. Мусорные бачки, честно говоря, меня вообще не интересуют. Куда больше меня волнуют мосты, реки и дороги. Порою мне хочется уехать в какое-нибудь иное, более спокойное место, ведь жить в таком огромном и непостижимом городе совсем непросто. Но когда я забываю о своих амбициях и смотрю на город как на единое целое, я понимаю, что лучше него для меня нет ничего на свете. Он рассеивает туман своими огнями. Он походит на огромное животное, свернувшееся клубком на берегу океана. Он являет собой открытое всем ветрам огромное произведение искусства или выписанную до мельчайших деталей скульптуру, освещенную яркими огнями. Если вы родились в этом городе, приехали в него издалека или хотя бы раз видели громады его зданий, высящихся над полями и лесами, вы поймете меня. Сердце города начало биться в тот момент, когда под топором человека здесь упало первое дерево. Оно продолжает биться с той самой поры, ибо город являет собой нечто большее, чем дым, огонь и камень. Он исполнен подлинной жизни и – несмотря на все его безобразие и царящую в нем анархию – подлинной благости. И потому его невозможно не любить. Я люблю его. Простите меня.

Мэр не посмел нарушить молчание толпы, которая в эту холодную ночь стояла под серебристым светом фонарей на Овечьем Лугу и дальше, насколько хватало глаз, до самой Восемьдесят шестой улицы. Он уже открыл было рот, но вдруг отчетливо понял, что претендент на его место обречен выиграть выборы, потому что сумел узреть душу этого города и полюбить ее. Мэр испуганно представил, что город может ответить Прегеру взаимностью, и не ошибся. Прегером восхищались не только избиратели. Казалось, даже фасады под взглядом своего избранника становились выше, вспыхивая лучами алмазных граней.