Малачи был робок и ласков, заботясь о ней и ее потребностях. Он всегда держал себя в руках, стараясь не нарушить хода ее мыслей или случайно не дотронуться до нее. Часто, проснувшись, она видела его рядом: она спиной прислонялась к нему. Григорий при такой позе сразу же ухватил бы ее рукой за живот или за грудь, но Малачи – ни за что. Его свободная рука лежала на ее плече, как эполет, охраняя ее безопасность, но не предполагая интимных отношений, которых не было.

Наталия поражалась его такту и самоконтролю. Сомнение, запинки в его голосе, когда разговор начинал сворачивать на темы чувств, иногда захватывали ее врасплох. В темноте, когда ялик летел сквозь ночь, ей было нетрудно представлять себя моложе на двенадцать лет. Она откровенно и просто разговаривала с Малачи, как раньше, в дни войны с Лескаром. Порой казалось, что эти двенадцать лет были долгим сном, но тут Малачи резко менял тему разговора, и она вспоминала, что оба они уже другие.

Поразительное самообладание, оно ее даже разочаровывало. Она не колеблясь призналась себе в этом, хотя и удивилась. Перед последним поворотом на Гелор она старалась убедить Малачи не спешить, подождать еще один день, позволить себе передышку. Она считала, что нужен отдых, но, честно говоря, хотела еще один день побыть с ним наедине. Когда он отказался, напомнив, что нужно торопиться, если они хотят спасти жизни людей, то она обрадовалась, что он не видит ее обиды.

За все время, проведенное вместе, он обращался с ней бережно, как будто их взаимные чувства были теми же, что и прежде.

Она же наблюдала за возобновлением их отношений. Не все сразу, но очень постепенно вернулись воспоминания, и если сравнивать Малачи с Григорием, то гусару многого не хватало.

Григорий не помог Наталии изжить из памяти игру в шахматы с Малачи, зато у нее не было таких отношений с илбирийцем, которые могли бы вытеснить воспоминания о близости с Григорием. Не раз, лежа без сна рядом с Малачи, она надеялась и мечтала, чтобы его рука соскользнула с плеча и погладила ее по животу. Она хотела, чтобы он помог вызвать в ней чувства, которые легко могли проснуться, но он этого не делал.

Наталия знала, что в какой-то степени эта его бесстрастность объясняется безумной усталостью, но не только. Малачи всегда был человеком ответственным. Вот так сейчас он бросился защищать других илбирийцев от наступающих войск Крайины; так же он охранял ее от самого себя.

Хотя она вовсе не хотела этой охраны.

Она старалась осознать, какие это силы превратили ее из особы сердитой и обиженной, какой она прожила последние двенадцать лет, во влюбленную в него так же, как раньше. Отчасти это объяснялось той эмоциональной дистанцией, которую он сам создал. И из уважения к ней, и потому, что ее благополучие для него было важнее его чувств.