Он поднял взгляд.

На стене, прибитая стрелой, извивалась тень. Некоторое время она пыталась вытащить стрелу своими иллюзорными руками, а потом стала бледнеть и наконец исчезла совсем.

Веренс поднял руку. На стене опять появилась тень, но она, по крайней мере, выглядела нормальной.

К нему подковылял старый пикси.

– Все полный ажур, – сообщил он.

– Вы убили мою тень? – спросил Веренс.

– Могешь звать это тенью, – согласился пикси. – То влияние, что они наложили на тебя. Ничего, скоро опамятуешься, будешь как дитя.

– То есть я могу впасть в детство?

– В смысле будешь как новейший, – поправился пикси. – Приветствуем тебя, королек. Я – человек Большой Агги. Могешь звать меня премьер-министром, как смею предполагать. Не желаешь пить глоток воды и ведать жареную лепешку, пока ждем?

Веренс потер лицо. Он уже чувствовал себя лучше. Туман постепенно покидал его голову.

– Как я могу вас отблагодарить?

У пикси радостно заблестели глаза.

– Есть одна малая мелочь, которую, говорила карлина Ягг, ты мог бы нам дарить. Совсем бесплатная для тебя, ничего не стоящая.

– Все, что угодно, – посулил Веренс.

Двое пикси, полусогнувшись, быстренько приволокли длинный свиток и развернули его перед Веренсом. В руках у старого пикси откуда-то появилось гусиное перо.

– Это называйся подпись, – сказал он, глядя на Веренса, который, в свою очередь, с изумлением таращился на покрытый мелкими буковками пергамент. – Не забывай ставить ыныциалы под каждовым подпунктом и кодицилом. Мы, Нак-мак-Фигли, простоватый народец, – добавил он, – но кой-каковой толк в доку́ментах имеем.

Всемогучий Овес, часто моргая, смотрел на матушку поверх сложенных для молитвы рук. Затем он украдкой покосился на топор.

– Ты не успеешь, – сказала матушка, не двигаясь с места. – Если уж собирался использовать его, надо было заранее брать в руку. Молитва – это, конечно, хорошо. Она иногда помогает привести мысли в порядок. Но топор есть топор, во что бы ты ни верил.

Овес немного успокоился. Честно говоря, он ожидал, что она прыгнет ему прямо в горло.