– Шорви Нирьен посягнул на мою честь, – продолжил Уисс, явно распаляясь, но краешком сознания трезво наблюдая за залом и контролируя обстановку, – и тут он промахнулся, потому что теперь я обязан ответить. Я обвинен, оклеветан, оскорблен, и у меня теперь нет иного выхода, кроме самозащиты. Что ж, да будет так. Он сам навлек на себя все это. Друзья мои и коллеги-депутаты, вы просили меня назвать имена тех, кто заодно с врагами Свободы. Заговор этот тайный, его участники многочисленны. Но над ними стоит один человек, злобная волна которого направляет эту силу, и его предательство отравляет весь Конгресс. Человек этот – Шорви Нирьен! Вот наш изменник – Нирьен! Нирьен! – Вытянутый указательный палец словно протыкал насквозь заклятого врага.

Тут началось светопреставление. Все депутаты кричали одновременно, шум стоял невыносимый. Несправедливо обвиненный в измене делал отчаянные попытки что-то сказать без малейшей надежды быть услышанным. Не слышно было и Фрезеля, Риклерка и других верных нирьенистов, пытавшихся выступить в защиту своего вождя. Время шло, а шум все продолжался, пока Уисс не решил прервать его. Он поднял обе руки, и его голос перекрыл общий гул:

– Я требую выдворить Нирьена и его сообщников с этого собрания. Конституционный Конгресс должен быть чистым!

Тут же, как ответный удар фехтовальщика, послышался голос Нирьена, который таким образом на краткое мгновение заставил себя слушать:

– Я настаиваю на своем праве ответить на эти обвинения.

Снова поднялся дикий гвалт, к тому же усиленный звоном колокольчика. Еще некоторое время Нирьен произносил никому не слышные слова, потом, оскорбленно махнув рукой, с решительным видом направился к трибуне. Однако эту возможность явно предвидели и были к ней готовы. На его пути встали экспроприационисты, в чьи ряды в большом числе были внедрены народогвардейцы. И хотя Нирьен пытался обходить их, отталкивать и протискиваться, пройти к трибуне ему не удалось. Так же они загородили путь Фрезелю и Риклерку. Один из народогвардейцев толкнул Риклерка, и разъяренный нирьенист ударил того кулаком. Увидев эту сцену со своего возвышения, Уисс немедленно воспользовался ситуацией.

– Они дерутся, как хулиганы, – вскричал он, и, как всегда, когда Уисс говорил, вопли утихли и он был услышан. – Они оскорбляют всех нас. Это они учиняют в нашем собрании насилие, от них, продажных изменников, исходит клевета. Будем ли мы и дальше терпеть это, или Конституционный Конгресс избавится от них?

Снова бешеная какофония звуков, в которой потерялись настоятельные выкрики Шорви Нирьена и его друзей. Чутко отслеживавший перемены настроений зала, Уисс рассудил, что решающий момент настал. Почти незаметно он подал сигнал человеку в коричнево-алом, стоящему у больших двойных дверей в дальнем конце зала. Народогвардеец, напряженно ожидавший этого знака, отодвинул засов и широко распахнул двери.