– А теперь – в сад. Тихо-тихо. Ты неси шкатулку. И вот это. – Элистэ вручила горничной похищенную в саду лопату.

– Зарытый клад, госпожа? – Круглые глазки Кэрт засверкали. – Как у пиратов?

– Вот именно.

– Вы будете капитан, а я матрос, который роет яму?

– Если тебе угодно.

– Капитан обычно убивает этого матроса из пистолета, – подсказала Кэрт. – Вышибает ему мозги, чтобы тот не проболтался.

– Слишком много шума. Выстрел переполошит всю округу. Так что, думаю, пока ты в безопасности.

– Спасибо, госпожа.

– Ну, а теперь – за мной.

На пороге спальни Элистэ остановилась, чтобы прислушаться, затем осторожно приоткрыла дверь и высунула голову в коридор, бросив быстрый взгляд по сторонам – совсем как год назад, в ту ночь, когда она украдкой выходила из отцовского дома, чтобы спасти Дрефа сын-Цино. На нее нахлынули воспоминания той ночи – посеребренные лунным светом поля и холмы, фигура похожего на мотылька дяди Кинца, выскочившего из-за камня, удивительное ощущение иллюзорной ликантропии, конюшни в ночном мраке, наконец, уход Дрефа сын-Цино в темноту и охватившее ее чувство необъяснимого отчаяния. Отзвук этого отчаяния она чувствовала до сих пор – но думать об этом сейчас было не время. Элистэ выскользнула в переднюю. Кэрт последовала за ней.

По лестнице девушки сошли без происшествий. Элистэ предполагала тихонько выйти через парадную дверь, обойти дом и очутиться в саду, избежав таким образом встречи с прислугой. Этот план был вполне реальным и осуществимым, если бы не поразительное невезение. Как только они спустились в холл, неожиданно раздался стук в дверь. Какие могли быть гости в десять часов? Однако дверь дрожала под ударами, становившимися все более настойчивыми.

Девушки обменялись встревоженными виноватыми взглядами. Прижимая шкатулку к груди, Кэрт сделала шаг назад, словно обдумывая, не ринуться ли ей наверх. Но было поздно. Дворецкий со своей неуместной исполнительностью уже спешил на стук. Он отодвинул засов, и тут обеими девушками овладело любопытство.

В дверях стоял какой-то человек. Несмотря на влажную жару шерринского лета, его осанистую фигуру скрывал грязно-коричневый плащ. Даже под складками плаща было видно, как его грудь вздымается и опускается от частого дыхания. Лицо пришельца почти полностью скрывала тень от низко надвинутой широкополой шляпы. В одной руке он держал небольшой саквояж.

– Пропустите меня к графине, – потребовал, задыхаясь, посетитель. Его речь носила характерный оттенок Возвышенных, в голосе чувствовалась тревога, и он показался Элистэ знакомым.