Появление Дрефа возымело эффект разорвавшейся бомбы. Бывшие его сотоварищи, словно проснувшись, столпились вокруг своего героя – жали руку, хлопали по спине, орали и спрашивали, спрашивали, спрашивали… Он отделывался краткими отговорками и в свою очередь задавал вопросы, запоминая ответы по мере того, как галдящие собратья увлекали его к столику на помосте, за которым, как он впоследствии выяснил, занимали места члены местного Народного Совета Экспроприационистов. Советники, видимо, вызывали у всех остальных такое же безграничное, чуть ли не подобострастное уважение, как в свое время – Возвышенные.

Решив, что ему будет приятно сесть рядом с сестрой, советники уступили ему соседнее место. Дреф оправдал их ожидания, запечатлев на сестринской щечке сухой поцелуй, встреченный ликованием всех присутствующих. С таким же успехом он Мог бы приложиться губами к статуе. Стелли и бровью не повела. Только когда он уселся, она изволила повернуться и смерила его долгим пристальным взглядом, начиная от башмаков с пряжками до жилета с кантом и пальто без единой заплаты.

– Великолепно, – наконец сухо заметила Стелли. Сама она по-прежнему носила обычное платье фабекских женщин-серфов. Вероятно, так было нужно. – Насовсем пожаловал или как?

Отнюдь, заявил он. Теперь он служит агентом у одного шерринского буржуа, и завтра у него деловая встреча в Луиссе…

– Заделался деловым человеком? Великолепно, – повторила Стелли.

Кстати, он заглянул всего на пару часов, ему нужно поспеть к дилижансу на север.

– Приморский дилижанс проехал час тому с небольшим, – тут же сказала Стелли, припечатав его взглядом недоверчивых черных глаз, словно двумя чугунными гирями.

Да, но скоро будет почтовый дилижанс, напомнил Дреф.

– И верно, – ухмыльнулась она. – Смотри, как хорошо рассчитал!

Что правда, то правда, признал он. «Нет, она безусловно не забыла о Зене сын-Сюбо. Не забыла и не простила».

Известие о ближайших планах Дрефа мигом облетело весь стол. Почтовый дилижанс! Оплатить место в скором почтовом дилижансе по карману лишь важным Лицам. Послышались восхищенные перешептывания. Дреф сын-Цино прекрасно устроился, тут и говорить не о чем. Значит, серф и вправду способен добиться многого в этом мире? Здесь, в Дерривале, жизнь по-прежнему не балует, но, может, в других местах?.. Однако поди убедись – кто позволит! Они ликовали, когда организовывали экспроприационистскую коммуну, принимали ее устав и голосовали за Совет, который сам себя выбрал, но веселье было недолговечно. Скоро выяснилось, что новооперившейся утопии потребуются усилия и самоотверженность всех ее членов, чтобы она не сгинула во младенчестве. Возникла острая нехватка рабочей силы. Не прошло и полугода после смерти сеньора, как Совет был вынужден установить новый «рабочий налог». Отныне каждый член Народной коммуны экспроприационистов Дерриваля, желающий сменить местожительство, обязан был в порядке возмещения ущерба за то, что лишает коммуну рабочих рук, внести в общий котел соответствующую сумму наличными. Это, считал Совет, не только законно, но и справедливо: коммуна объединяет всех, и если кто-то своим уходом подрывает коллективный трудовой фонд, то обязан возместить собратьям эту потерю. Однако, при всех разговорах о справедливости, оставалось признать очевидное: дерривальские крестьяне, проснувшись в одно прекрасное утро, обнаружили, что прикованы к земле так же накрепко, как в дни монархии с ее рабской системой.