Пока Ванр читал завещание, взгляд Квейга блуждал по кабинету. Герцог вспоминал ту летнюю ночь шесть лет назад, душистую горечь лоренского и отблеск огня, золотящий витраж. На месте витража — прозрачное стекло, за ним — беспросветная темнота, даже звезд не видно. И в кабинете — новый хозяин. Проклятье, он обмакивает перо в ту же чернильницу, что и Иннуон, сидит в его кресле, перелистывает его же книги. Квейг понимал, что Ванр не имеет никакого отношения к гибели его друга, но был готов выкинуть чиновника за дверь, просто потому, что тому не было места в этих стенах, за этим столом, перед этим окном, даже лишившимся витража.
Ванр положил бумагу на стол, откашлялся, оглянулся, словно надеясь, что за его спиной появится нечто неожиданное, и можно будет отложить неприятный разговор. Но за его спиной была всего лишь стена, а перед ним — усталое лицо герцога Квэ-Эро. Ванр откашлялся, плеснул себе в кубок воды из графина, выпил… но больше уже ничего не мог придумать:
— Да, это завещание герцога Суэрсен, составлено в соответствии с законом империи о наследовании.
Квейг пододвинул ближайший к нему стул, и сел напротив Ванра, чтобы не смотреть на него сверху вниз:
— Рад слышать, что у вас нет никаких претензий. — Тон, каким это было сказано, ясно подразумевал: «И когда вы, любезный господин Пасуаш, покинете замок?»
— Очень жаль, что наместница не знала о существовании этого документа до того, как объявила опеку Короны.
— Теперь она знает.