Элиен грустно улыбнулся:

– Оружие Кавессара. Мое первое творение.

– Да?.. Ах, ну да! Урайн говорил…

Элиен чуть повел плечом. Дескать, так уж получилось. Он не стал напоминать Шету, что некогда не раз и не два рассказывал ему о своем первом кузнечном опыте.

Да и Кавессар, когда Элиен знакомил его с Шетом, не преминул показать варанскому юноше свой чудовищный шестопер, прибавив, что он откован руками сына Тремгора.

Шет продолжал:

– Я оглядел столицу герверитов с высоты птичьего полета. При Урайне Варнаг был превращен в одну огромную крепость, где не селились ни женщины, ни старики, ни дети. Теперь крепость казалась почти безлюдной, и все-таки я понимал, что бежать из нее будет не так-то просто. На башнях виднелись стражи, над кузницами по-прежнему вился дым, ворота тоже– охранялись на славу. Я долго простоял на вершине цитадели, наслаждаясь свежим осенним воздухом и размышляя, что делать дальше. Вечерело, когда появилась Серебряная Птица. Я поспешно покинул площадку и спрятался этажом ниже. Вскоре я услышал шаги. Это был Урайн. Когда мы встретились, он почти не сопротивлялся. Иначе мне едва ли удалось бы одолеть его. Видимо, Урайн был настолько зависим от мощи Хуммера, что, когда Чаше пришел конец, ему уже недостало воли сражаться.

Герфегест недоверчиво прищурился:

– Ты убил его еще вчера вечером?

– Да.

– Тогда почему ты прилетел только сейчас? Серебряная Птица, насколько я понимаю, способна покрыть расстояние между Лон-Меаром и Варнагом за два долгих варанских колокола.

– За полтора, – устало кивнул Шет окс Лагин. – Но для того, чтобы прилететь сюда на Птице, надо было еще убедить ее в том, что я – отнюдь не лучший ужин после многотрудного дня. Когда Урайн погиб, она рыдала и неистовствовала на крыше цитадели. Я провел всю ночь среди свитков и магических предметов Урайна, прежде чем понял, как следует разговаривать с Птицей.

– Послушай, Шет, – осторожно начал Элиен, – у нас еще будет время потолковать по душам… Ответь мне сейчас только на один вопрос: отчего твои глаза по-прежнему отливают всеми цветами радуги?

Герфегест неожиданно расхохотался.

– Ты большой шутник, Звезднорожденный! – сказал он сквозь смех.

С этими словами Герфегест извлек щегольское итское зеркальце и подал его Элиену. Из зеркала на сына Тремгора глядел заросший трехдневной щетиной убийца с грустными глазами. И глаза эти жили независимой от своего хозяина жизнью – в правом метались багрово-золотистые зарницы, в левом вспыхивали колючие ослепительно белые снежинки.

Элиен улыбнулся своему новому обличью и, по-ребячески швырнув зеркало Герфегесту, обнял Брата по Слову.