Вернуть дверь на прежнее место не составило труда, хотя Зингершульцо сомневался, смог бы он повторить подвиг лысого верзилы по отдиранию ее от косяка. Тяжело вздохнув и вытащив из-за пояса утреннюю звезду, гном последовал за сообщниками в темноту простиравшегося впереди коридора.

К счастью, Пархавиэль ни обо что не споткнулся и не наступил в кромешной мгле ни на одну из снующих под ногами крыс, хотя отчетливо слышал, как недовольные внезапным вторжением людей грызуны бегали по скрипучим половицам и противно пищали. Впереди начали раздаваться тихие, осторожные шаги, затем острая боль пронзила глаза гнома. Убедившись, что дом был абсолютно пуст, разбойники решились зажечь факелы, яркий свет которых и ослепил Пархавиэля.

– Черт козлобородый, видать, ошибся! – разочарованно хмыкнула Флейта, водя рукой с факелом из стороны в сторону, чтобы лучше осветить потрескавшиеся, облепленные паутиной стены и покрытый пылью и кусками засохшей грязи пол пустой комнаты. – Здесь уже больше года никого не было. Жал, как там у тебя?!

– Все то же самое, – развел руками длинноволосый бандит, выходя из боковой комнатушки, – только слегка почище, хотя бардака и там хватает!

– Да нет тут никого, – пробасил Громбер, спускаясь вниз по скрипучим ступеням лестницы, – только пауки и тараканы.

– Все ясно, пошли отсюда! – приказала Флейта и, держа высоко над головой факел, направилась к выходу. – Если поторопимся, то до мастерской Нокато до рассвета добраться успеем!

– Подождите! – выкрикнул Пархавиэль и встал в дверном проеме, загородив своим телом выход в коридор. – Носом чую, что-то здесь не так! Нужно остаться и еще раз внимательно осмотреть каждый угол, каждый закуток обшарить!

– Ну, ты меня достал, доходяга убогий! – неожиданно взревел Громбер и, расталкивая огромными ручищами обомлевших товарищей, кинулся на гнома. – Щас полетишь шариком до самой набережной, недомерок!

Бой с превосходящим по силе и росту противником был привычным делом для каждого бывалого караванщика. Три не очень больших, но весьма увесистых шарика утренней звезды просвистели в воздухе и одновременно вонзили свои острые шипы в левую коленку верзилы. Громбер громко охнул, как будто разорвались переполненные воздухом кузнечные мехи, и упал на четвереньки. Сморщившееся от боли лицо великана оказалось на одном уровне с плечом Пархавиэля. Не задумываясь о возможных последствиях и о соблюдении неписаных правил так называемого честного поединка, Зингершульцо с резким разворотом вонзил широкий кулак точно в центр покрытого морщинами лба. Сила удара отбросила противника шага на три назад, и он, перекувыркнувшись в воздухе, врезался затылком в стену. Соприкосновение двух монолитов – каменной кладки и черепа великана – вызвало страшный грохот и подняло внушительное облако пыли. Пархавиэль хотел тут же кинуться к выходу, опасаясь мести разбойников, но его парализовал внезапно раздавшийся в комнате звонкий, задорный смех. Разбойники удивленно переглянулись, а затем, так и не успев до конца вытащить из ножен мечи, отошли на всякий случай подальше от сотрясавшейся всем телом в приступе неуемного хохота предводительницы.