Ну да ничего. У Кантиски в свое время было еще хуже. И лично он, Рауль ре Фло, не верит, что все решилось вмешательством святой Циалы и крылатых вестников, это потом наплели, чтобы не благодарить Рене Сгинувшего. Интересно, кстати, чего клирики так на него взъелись и как было все на самом деле… Проклятый, ну и мысли лезут в голову! Нет бы о деле думать.
Только бы выдержал Филипп. За Мальвани можно быть спокойным. Маршал обороняет центральный лагерь, ему самому достался правый фланг, а Филиппу – левый. Вообще-то, будущему королю следовало стоять в центре, но осуществить план Мальвани может только он сам. Маркиз взял на себя самое трудное, хотя в этом бою трудным будет, похоже, все.
Странно, Мальвани со слов какого-то Габриэля рассказал, что Луи ре Тин был убит при неуклюжей попытке защитить своего друга и господина. Граф прекрасно знал, как во время боя видят то, чего на самом деле нет, и, наоборот, не замечают действительно случившегося. Да и кто мог так походить на Луи, чтобы он, Рауль, так обознался? Нет, это был ре Тин, и спасибо ему за то, что он сделал. Как бы то ни было, в том, что они пришли вовремя, есть и заслуга мальчишки пажа…
Особо злобный порыв ветра забрался-таки под плащ, и Рауль сквозь зубы выругался. Дурак! Не ругаться надо, а благословлять хоть Творца, хоть Проклятого за эту метель.
Анри Мальвани, нежданно появившийся из снежных хлопьев, словно бы сошел с парадного портрета. Он был озабочен, но не более того. Что же он все-таки задумал? Даже им с Филиппом не сказал, видно, что-то вовсе немыслимое, с Мальвани станется. Они пожали друг другу руки.
– Я все помню, маршал, – Рауль со скрытой надеждой глянул на друга отца и Шарля, – мы не подведем.
– Этого мало. – Маркиз помолчал, видимо, подбирая слова. – Второй частью сражения придется командовать тебе.
– Мне?
– Тебе, Рауль. – Анри внимательно рассматривал свою латную перчатку. – Если мне удастся сделать то, что задумано, мы наверняка победим. Другое дело, что мне этого не увидеть. Молчи. Молчи и слушай. Они постараются прорвать центр…
Доспехи при всей их красоте оказались тяжелыми и неуютными, но Агнеса терпела. Королева-воительница должна напутствовать свою армию в бой, а потом встречать победителей. Придется потерпеть, тем паче доспехи ей шли куда больше придворных платьев. Правда, мастер, взявшийся их делать, поставил вопрос ребром: это нужно для сражения или для красоты? Сражаться Агнеса не собиралась, не умела, учиться было уже поздно, да и не хотелось ей. Бой – это для мужчин, дело женщин заставить их воевать за нужное дело, а не из глупых фанаберий. Поняв, что от него требуется, оружейник изготовил доспехи, выгодно подчеркнувшие все, что в Агнесе было красивым. Теперь, верхом на белом коне, в алом, расшитом золотом плаще и в шлеме с алым же плюмажем, королева казалась почти красавицей. Глянув на себя утром в зеркало, она даже пожалела, что сегодня все кончится. Ей понравилось воевать, это было отнюдь не столь сложно и страшно, как пытался убедить Жан Фарбье. Он и до сих пор бегал бы от Шарля Тагэре, а вот они с Батаром придумали, как одним махом избавиться и от соперника, и от его прихвостней.